Начать с того, что я смотрел "Союз племени ирокезов", а не ‘Blauvogel’ (то есть Синяя Птица, индейское имя главного героя). Разница довольно существенная, ибо пидарастическое советское министерство культуры со свойственной ему безапелляционностью почему-то решило за советских людей, что им смотреть стоить, а что не стоит, и отрезало от фильма что-то около 10% его длительности. Что было в этих десяти процентах, я сказать не в состоянии, вряд ли порнография, конечно, и даже вряд ли эротика, в гэдээровском-то фильме. Скорее всего, ничего интересного, но, зная, что что-то вырезали, представляешь страшное. Такие штуки проделывает с нами услужливое воображение™.
Учитывая вышесказанное, данный фильм смотрится в основном как этнографический материал в картинках. Из него можно очень много можно узнать об индейцах, и это многое будет, скорее всего, близко к правде; об этом подробно написано в соответствующей статье. Собственно, можно сказать, что индейцы — это главное, ради чего стоит смотреть фильм. В моем сознании отпечатались эти красные образы мужественных людей, хотя я не помню, чтобы смотрел этот фильм — видимо, вся атмосфера вокруг меня, в детском садике, во дворе, была пропитана ими, среди ровесников и их родителей набралась критическая масса людей, смотревших фильм. Мы тоже прятали пленников внутри дерева. И, думаю, для моего поколения этот фильм был важнее, чем фильмы с Гойко Митичем, которые тогда уже устарели и не совсем соответствовали последним изысканиям передовых ученых касательно индейцев.
Смотреть фильм интересно, несмотря на отсутствие экшена и присутствие длиннот: мальчик плывет на лодке, олень сидит на поляне и т.д. В период бобровых войн индейцы выкрали у белого поселенца мальчика и растят его у себя. Вот, собственно, весь сюжет. Почти весь фильм этот мальчик маленький (и, кстати, в паре кадров видно его попу и даже письку!), а потом вдруг — бац! — прошло семь лет, и по новому договору с англичанами мальчика пора отдавать обратно белым. Не показано, как он жил эти семь лет, что делал, что с ним происходило. Может быть, это и показывали недостающие десять минут фильма. Может быть, он влюбился в девушку, которая ему не является никакой сестрой, но сестрой считается, поскольку мальчика усыновили. Коллизия! Кто знает, что там было? Важно, что — бац! — прошло семь лет.
В финале есть классный визуальный кадр — пустое осеннее поле с одиноким огромным деревом. Помнишь это дерево, сын, говорит поселенец, я не рубил его, пока ты не вернешься (и в самом деле, в начале фильма был кадр с этим деревом, возвышавшимся над остальными). Завтра ты пойдешь и срубишь его сам. Обындеевшийся юноша не хочет рубить дерево, извиняется перед ним и уходит куда-то в поля, а постаревший отец маленьким топориком пытается срубить это дерево. Долго ему придется его рубить!
В общем, понятно, что режиссер вслед за автором книги сравнивает тут две модели развития — техногенную европейскую и природную индейскую — и отдает предпочтение последней. В социалистических фильмах вообще часто понятно, что имел в виду режиссер.