Режиссер:
Гай Мэддин. сценарий — Гай Мэддин, Джордж Тоулз, оператор — Бенджамин Касульке, композитор — Джейсон Сташек.
В главных ролях: Салливан Браун, Эрик Стеффен Маас, Гретхен Критч, Майя Лоусон, Тодд Мур, Эндрю Ловиска, Кэтрин Е. Шарон, Кэтрин О'Мэлли и другие. В ролях: Изабелла Росселлини, - рассказчица.
Притом, что я был подготовлен к просмотру "Клейма на мозге" Гая Мэддина парой-тройкой его короткометражек, в глазах моментально зарябило, появился какой-то тремор, и общее самочувствие стало ухудшаться. Оно ухудшалось на протяжении полутора часов, после чего я сел и дрожащими руками написал эту рецензию.
Ничего не имею против "возмутительных" ручных камер и довольно терпимо отношусь к клиповому монтажу, если он, конечно, оправдан по хоть одной из 10 статей, но Мэддин переплюнул всех кинодеятелей вместе взятых, а Догму и вовсе поставил на колени. Черно-белый ретро-фильм, в который титры совмещаются с архангельским голосом Изабеллы Росселлини, — это мелконарезанный рубец последовательных, но зыбких воспоминаний Гая Мэддена, который приезжает на остров, где когда-то жил с родителями, чтобы по завету матери выкрасить маяк в белый цвет. Стилистика этого непростого фильма, конечно, интересна и оправданна, но так хочется отловить в изобразительном хаосе хотя пол-минуты статического изображения! Клеймо на мозге — это не только клеймо в буквальном смысле (сироты из приюта, который содержат родители Гая, имеют какие-то странные дырки в головах — результат "научных" экспериментов отца Гая, сумасшедшего профессора). Клеймо на мозге — это моменты жизни взрослеющего Гая. Совершенно фантастические, невероятные моменты, к которым Гай возвращается снова и снова. Но воспоминания, как правило, обрывочны и нечетки. Собственно, поэтому изображение дрожит и дергается, как будто пленка заедает в стареньком проекторе, а сцены сменяют друг друга с обескураживающей стремительностью.
Фильм безусловно обладает очарованием и огромной чувственностью. Режиссер создал интересный сюжет, в которой лирическая история "переходного возраста" сочетается с фантастикой в духе Беляева, а общая эстетика фильма близка к немому кино (экспрессионизму и сюрреализму), Франсуа Трюффо с его "400 ударами" и даже некрореализму Евгения Юфита. Занятный треугольник.
Все в этом сюрготическом психопатологическом детективе в стиле ретро прекрасно, кроме монтажа. Замечательный кошмарный сценарий, режиссура, актерские работы, музыка там всякая и прочая операторская работа; отличная стилизация под старые немые фильмы... В фильме есть все, чего так недостает в жизни рядовому зрителю: каннибализм, инцест, аэрофоны*, воскрешение из мертвых, лесбийская любовь, случайно обретенное умение овеществлять мыслеобраз красивой девушки-детектива, экстремальное омоложение, жестокие эксперименты на детях, человеческие жертвоприношения, тирания психопатов, покраска маяка... Но, к перевеликому сожалению, все портит злоебучий, остопиздевший в последнее время модный заскок — "рваный монтаж-и-тряская камера", который в этом фильме достиг апогея. Это даже не "рваный монтаж" — это просто крошево! Каждый кадр — зернышко пшеничной крупы, которую рассыпали по полу, затем кое-как подмели еловой веткой и засыпали в кинопроектор. Такое впечатление, что фильм произведен с целью зачистки поголовья эпилептиков — уже на пятой минуте, страдающим падучей зрителям гарантирован летальный исход. А ведь не переусердствуй Мэддин в плёнкокрошительстве, он бы наконец-то сделал то, что едва не удалось Линчу в "Голове-ластике" — затянуть зрителей целиком сквозь экран-прореху в такую мрачную Иррациональную Жопу, выползши из которой после полуторачасового пребывания в ней, даже самый разочарованный в окружающем нас, так называемом "реальном мире", человек, ощутил бы экстатическую радость бытия.
---- *Аэрофоны — похожие на граммофоны громоздкие мобильные устройства для переговоров на расстоянии, не нуждающиеся в источниках питания, заменой которым служат эмоциональные всплески абонентов — связь возможна лишь в том случае, если говорящий испытывает неподдельные любовь или ярость. В любом случае, слышимый тембр голоса вызывающего абонента — страшный скрипучий сип.
Во время просмотра фильма Гая Дэддина "Клеймо на мозге" мой моск высосал Ктулху, и поэтому рецензию я напишу бесмосклую.
Наверное, трудно найти во всём мировом кинематографе второе такое кино длинною чуть более полутора часов, на просмотре которого я бы засыпал 4 раза. Только, блять, с пятой попытки я сумел досмотреть это концептуальное произведение искусства до конца. И дело здесь не в том, что фильм чёрно-белый, или там, якобы немой (на самом деле в фильме очень богатая звуковая дорожка, просто она не совпадает с движениями губ персонажей). И уж тем более не в "стилизации под классику" — попытке реконструировать глобальный "жанровый" фильм десятых-двадцатых годов, со всеми необходимыми аттрибутами, и обилием жанровых клише.
Всё дело в исключительно выпячивамой, такой натужной авангардности картины. У меня лично было ощущение, что после каждого отснятого эпизода авторы садились, и думали: - Чего бы ещё такого сделать, чтобы картина стала поавангарднее? - Может, насрём на ковёр? - Нет, это как-то неавангардно. Давайте, что ли, рапидный монтаж сделаем! - Да, да, отлично. А что ещё? - Может, насрём на ковёр? - Нет, ну что вы, какой же это авангард. Давайте лучше вставим женские сиськи и шесть раз покажем мужскую письку мертвеца. Лицо его при этом показывать не обязательно. - Да, точно, а ещё можно насрать на ковёр! - Нет, ну это не по-современному. Давайте лучше покажем вуду-ритуал!
И так далее.
На ковёр так и не насрали, хотя, как по мне, вполне могли бы. Но, видимо, ковра среди реквизита не оказалось. Фильм настолько выпендрёжный, настолько визионерский, что зрителя даже и не пытаются увлечь, или как-то вовлечь в происходящее. Ты всю картину остаёшься сторонним наблюдателем, причём смотришь не что-то поучительное и принципиально новое, а чистый, кристаллизованный выпендрёж. У меня к концу двадцатой минуты было ощущение, что мне сунули в руки альбом репродукций Малевича, и заставляют прочесть его до конца. Первая картина в альбоме — чьорный квардрат. Вторая — чьорный овал. Третья — чьорный пятиугольник. Потом опять квардрат. Потом треугольник. Потом кроказябра. И где-то на сотой странице ты смотришь на толщину книги, и понимаешь, что тебе ещё такого надо просмотреть в пять раз больше, чем ты уже посмотрел. Настолько мучительно я никогда ещё не досматривал картину.
При всём при этом, я не скажу, что фильм плохой. Я вот ему даже два балла не поставил — видите, два с половиной. В фильме множество интересных находок, и забавных фишек. Но только реагировать на них я перестал где-то на той же двадцатой минуте, потому что мои потуги всё-таки вовлечься в происходящее на экране каждый раз так жестоко и грубо обламывались авторами, что я в конец выбился из сил, и захрапел. Поэтому, когда я делал второй, а за ним третий приём, я уже не пытался ни во что вовлечься, просто наблюдал за тем, как Ктулху... нет,.. аОарыгаг!!!2389кСР что ты делаешь?№"! аааааааа....