На главную роль претендовало множество актрис. Среди них: Глория Свенсон, Филис Хэвер, Луиза Брукс, Бриджит Хелм, Лиа Де Путти, Лени Рифеншталь, Лотте Ления.
Сохранились кинопробы Марлен Дитрих. Это сцена, в которой она ругает пианиста и поет две песни, одна из которых — "Ты — сливки в моем кофе".
В основу фильма лег роман Генриха Манна "Учитель Гнус, или Конец одного тирана", написанный в 1905 году. Роман был призван обличить прусскую систему воспитания и повествовал о том, как блюститель нравственности и казарменного порядка на деле оказался рабом порока и получил заслуженную кару. В фильме же профессор Рат является персонажем, вызывающим сочувствие.Версия для печати
Юлия Ульяновская:
Рецензия на фильм "Голубой ангел", или остерегайтесь блондинок
Нет для литературы и кинематографа темы более незамысловатой и выигрышной, чем Роковая Женщина. И верно: чем корпеть над внутренним миром героя, вычурными фокусами заставлять зрителя находить особое значение в простейших действиях, шаг за шагом двигать персонаж к метаморфозе и сквозь нее, не лучше ли одним махом повернуть рычаг судьбы и запустить фатальную машинку? Если в сюжет врывается роковая женщина, зритель склонен оправдывать любые, самые идиотские поступки героя, ибо это любовь, чувак! Что дает возможность режиссеру и сценаристу попустить любые косяки повествования и все съемки проковырять в носу. Поэтому к любому фильму, где фигурирует рычаг судьбы в виде бабы, я изначально отношусь скептически, хоть и крайне уважаю Настасью Филипповну.
"Голубой ангел" — это кабаре, куда бегают все школяры и не отягощенные бременем непогрешимой репутации горожане. В "Голубом ангеле" выступает труппа под предводительством фрачного директора и фокусника по совместительству, и состоит она из плохо сложенных девиц, ряженых старух, одного пришибленного клоуна в огромном воротнике, и гвоздя программы — красотки Лолы Лолы. Для современников моих, избалованных превосходными шоу вроде "Кабаре", "Чикаго" и "Мулен Руж", выступления Лолы покажутся наивными и топорными. Она не танцует, а бестолково расхаживает по сцене и машет руками, словно ей некуда их девать, при этом противным каркающим голосом распевает одну и ту же песню — о том, что сегодня наконец она найдет своего мужчину. Лола Лола имеет неизменный успех у публики, и ее фотографии бойко расходятся. Одну из таких фотографий близкий к старости солидный одинокий профессор Рат изымает у своего ученика. Фотография затейливая: Лола Лола на ней изображена в чулках и корсете, а вместо юбки к фотографии приклеены белые страусовые перышки. Если на них подуть, Лолина юбка задирается и можно успеть увидеть "кошкино мяу".
А теперь о главном. Профессор ведет тихую уединенную жизнь, скрашиваемую лишь преподаванием английского языка в колледже, да пением какой-то крошечной птички, запертой в клетке под потолком его унылой комнаты. Однажды поутру, умильно налив себе кофе, приготовленного хозяйкою, профессор игриво подкрадывается к клетке с кусочком сахару и обнаруживает, что птичка околела. Равнодушная хозяйка швыряет трупик в адский пламень буржуйки, а профессор, по-детски скуксившись, швыряет непригодившийся сахарок к себе в чашку. В этот день, так неудачно начавшийся, профессор (ученики зовут его Гнус) и узнает о Лоле Лоле, о "Голубом ангеле", о порочных выходках учащихся, и добывает Ту Самую Фотографию, на которую и дует весь вечер — с таким же лицом, с каким поутру нес птичке рафинад. Так пропал профессор — беззащитный выкормыш одиночества, нежнотелый моллюск, самонадеянно покинувший панцырь.
Любой здравомыслящий человек знает, что красотки кабаре созданы лишь для развлеченья, а вовсе не для замужества, и что окружающие их на сцене серебряные и золотые искры за кулисами опадают и превращаются в мусор. Но наш герой — особенный, он не в курсе. Поэтому немедленно делает Лоле предложение, гордо сообщает об этом начальству, лишается кафедры и празднует свадьбу в кабаре, в кругу своих новых друзей–аниматоров, кукарекая от радости. И не подозревает, что через четыре года отчаянным "кукареку" он распрощается и с Лолой Лолой, и с разумом, и с жизнью. А Лола лишь равнодушно швырнет околевшую птичку в камин и в который раз затянет, оседлав стул, свою старую песню: "Я рождена для любви, я вся — любовь, от головы до пят, и не умею ничего другого".
Это черно-белое мрачное кино наверняка производило неизгладимое впечатление на жителей мира образца 1930 года. В нем есть сцены, страшные глубиной позора, который профессор безропотно переживает на фоне веселой живости окружающих, и в нем есть Марлен Дитрих с высокими "плебейскими" скулами и шелковыми чулками. Кому-то, как и мне, старое кино превентивно претит из-за своей как бы наивности, но нынче я понимаю, что это не повод его не смотреть. Напротив, эта наивность и прямота так сокращают путь генеральной идеи к сердцу, что принимаешь ее словно свою, и оставляешь храниться, и разглядываешь иногда, как обшарпанную камею, и в сотый раз уверяешься в том, что банальность — не дурной тон, а многократно повторенная истина.