В момент съёмок фильма, Юфит по его словам "совершенно не имел никакого практического и эстетического опыта ... не знал о кино вообще ничего".
Ну и дальше: "...Мы вышли из электрички, нас было человек десять. И я начал фиксировать происходящее. У одного человека оказалась матросская майка, у другого пила. Я предложил этому человеку взять пилу, выйти из электрички, снял это и так, шаг за шагом мы начали снимать. Я увидел, что у кого-то белые халаты. Сказал: "Ребята, преследуйте этого моряка". Потом какое-то абсурдистское действие на поле, абсолютно иррациональное, с какими-то элементами жестокости, бессмысленных драк с отсутствием причины и объекта приложения. Комедия абсурда. Я все это проявил, смонтировал, нашел какие-то кадры, которые символически обрамляли, в какой-то хронике старой. Белый пароход, удаляющийся в даль — это символ советского счастья, радости. И замкнул весь сюжет. И получился интересный фильм. В то время не было возможностей никаких фестивалей. Это был достаточно мрачный период идеологической опрессии, это показывалось, в основном, подпольно. Это был чистый процесс, не замутненный материальными выгодами..."
В роли оборотней — куча всяких панков из тусовки группы АВТОМАТИЧЕКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ.Версия для печати
Картина "Санитары оборотни" повествует о матросике, сгинувшем в заснеженных великорусских лесах под родимой берёзкой, забитый сухими сучьями сучьями в белых медицинских халатах. CTHULHU FHTAGN! Эта завораживающая бессмысленностью короткометрашка начинается с того же, с чего начался кинематограф — с прибытия поезда. Тёмная и инфернальная совецкая электричка медленно въезжает в насыпь кадра. Несложно отметить, что железнодорожные насыпи являются объектами со своеобразным культурным статусом, ведь по сути железнодорожное полотно — это дорога, и подобно дороге она окультуривает дикое пространство, внося в него здоровый антропогенный заряд. Дорога имеет аналоговую, а не дискретную природу, поэтому она не может прерываться — её задача связывать пункты A и B, какие бы ландшафты их не разделяли. По этой причине иной раз выходит так, что дорога становится единственным культурным объектом на тысячи километров бескрайних необжитых территорий, заросших едкой кустарниковой растительностью. Несложно глядучи на дорогу в замшелых дебрях почувствовать, что она — единственная суровая ниточка, связующая тебя с человечеством. Если есть дорога, значит когда-то шли тут кургузые строители в сермяжных комбидресах, формировали полотно, клали асфальтобетон, копали кюветы огромными своими бульдозерами. Когда-то тут кипела жизнь, а сейчас ты стоишь в полном одиночестве, но метафизический "запах" человека греет душу. CTHULHU FHTAGN! Вместе с тем существует важное отличие автодороги от дороги ж/д — по дороге едут машины, идут пешеходы, ковыляют колымаги. Она более или менее постоянно оживлена присутствием человека, можно сказать на ней "русский дух и русью пахнет". Тогда как ж/д — лишь условный двойной пунктир для стремительного прохода поезда или электрички, эдакие задворки цивилизации, которые оживляются лишь в случае катастрофы или форс-мажорной остановки локомотива. Выходит, что ж/д хоть и остаётся антропогенным объектом, чрезмерной человечностью не блещет. Она служит как бы границей между культурой и природой. По ней не ходят люди, не ходят по ней и звери. И вот эта её принципиальная подвешенность между мирами создаёт особый ореол — тревожащий душу. Полотно ж/д пустынно и манит к себе тех, кто хочет остаться незамеченным — будь то партизаны времён второй мировой, или маньяки, или любители трэйнспоттинга, или выходцы с того света. Мертвякам нужны культурные объекты для подпитки, они же плоть от плоти культуры, пусть и задвинутые за метафизический сто первый километр. Не зря в крестьянском доме "нечистыми" являются чердак, хлев, баня — естественные части дома, редко посещаемые людьми. Черти, домовые и прочие бесятка могут чувствовать себя в этих местах в неприкосновенности. Ж/д слишком поздно появилась, когда архаичное чувство переживания того света почти зарубцевалось и забылось, иначе не избежать бы этим железным колеям своих героев. Жаль, что Леви-Стросс в "Печальных тропиках" обошёл стороной влияние железной дороги на наивные представления индейцев. CTHULHU FHTAGN! После того, как электричка останавливается на перроне, из неё по-цоевские игольчато выходит морячок, обыгрывая создавая совецкий стереотип "герой приехал по ж/д". Дальше остроглазое юфитовское кинооко отмечает, что одет мотрос по-мотросски, будто только-только с "Броненосца "Потёмкина", а в руке у него пила. Как мы помним, "Броненосец "Потёмкин" можно трактовать как совецкие "четыре благородных истины" — способ преодоления капиталистического мира + учебник по построению коммунизма. Не спроста в руке у морячка оказывается именно пила — плотницкий символ привнесения в природный мир человеческого порядка. Силою пилы мы спиливаем бессмысленное дерево и превращаем его в культурные артефакты, наделённые смыслом, местом и предназначением. Так и мотросы "Потёмкина" несли в руках идеологическую пилу, которая из хаоса капиталистического мира возводила светлый и украсно устроенный пролетарский храм. При чём смерть мотроса Вакулинчука являлась платой — тем самым младенцем, закопанным под фундаментом дома будущего, слезинки которого не хотел пролить достоевский Идеалист. CTHULHU FHTAGN! Наш герой сходит с платформы, переходит полотно (sic! с полотном пилы в руке — тавтология) и, удаляясь в лес — белоснежным культуртрегером — пересекает границу между миром человека и миром природы. Теперь он окружён отсутствием каких-либо культурных объектов и погружается в хтонический мрак бесчеловечного хаоса. Однако оказывается, что хаос этот населён санитарами и дворниками, при чём они суть не порождения природного мира — порождения природы бессмысленны для человека, но эта бессмысленность аутентична, а не зеркальна — они как раз послед антпропогенности, чудовища, порождённые рубежом, не принадлежащие ни одному из миров. По всяким древним представлениям обитатели иного мира должны быть "наоборот" — застёгиваться на левую сторону, одёжу носить на выворот и есть не ротом, а жопой — то есть они должны быть бессмысленны и непонятны в рамках культуры, они должны зеркалить человеку, быть античеловеками. Немаловажный момент — обитатели иного мира могут изображать людей, но не могут быть людьми. Поэтому дальше имитации деятельности у них не заходит. В их поведении царит абсурд — вот и наши санитары носят медицинские халаты (интересно, что медицинские халаты словно специально созданы для нежити — они одеваются не со спины, а с живота и завязки у них сзади!), но ведут себя не как медики — не лечат, а наоборот калечат, а дворники не сгребают снег лопатами, а лишь бессмысленно разбрасывают его кругом под озорную музычку и даже охоту свою на морячка устраивают не пойми ради чего. В мощном конфликте Человек-Природа они являются посторонними зрителями, которые, однако, могут в неожиданный момент вставить свои никелированные пять копеек. CTHULHU FHTAGN! Морячок лезет на дерево в смутной надежде облагородить растение лишением ветвей, а в этот момент улучившие момент санитары расстилают под деревом одеялко, морячок зомечаит их и осознание их сущности разрушает его мозг с яростью сгорающего в стратосфере болида. Словно какой-то северный Будда он понимает, что помимо Порядка и Хаоса в мире существует ублюдок Порядка — его имитация, антипорядок, множащий незыблемость на бесконечное количество вариантов изначальной незыблемости и тем самым её разрушающий. Это схоже с тем, как Эйнштейн, вулканизировав наш мир континуумом систем изменения, лишил человека места и времени. Оказалось, что мест и времён не одно, а бесконечное множество и более того, время — лишь подвид пространства. От осознания этой ужасной вещи, которая влечёт за собой девальвацию ценности порядка, деструкцию его каталогизирующего действия, морячок решает поддаться мощной струе пораженческого мазохизма и погибнуть в лапах чудовищ. Стрижом сигает он с дерева в одеялко и гибнет с мыслью об огромном фрейдистском пароходе, как последней незыблемой категории в своём разрушенном сознании. CTHULHU FHTAGN! И вот эта готовность, с которой морячок перед лицом иррационального легко и с песней подпадает под его влияние, и есть самое важное в фильме. Юфит бессознательно вскрывает покрова строителя коммунизма — целеустремлённого культуртрегера в мотросской безрукавке (а ведь именно мотросы были главными носителями культуры — древнейшие греческая и финикийская цивилизации были "корабельными" цивилизациями; юркими мотросиками заселили Океанию протополинезийцы, гипермеланезийцы и квазимикронезийцы, а равно и обитатели острова Пасхи; морячками были Колумб, Васко да Гама, Магеллан, капитан Кук, Беринг, Беллингсгаузен и даже герой фильма "Мама, не горюй 2"), и вот, этот культуртрегер, оказывается, только и ждёт как бы сбросив сковывающий гнёт культуры окунуться в иррациональные игры, принять смерть и стать мертвяком, навечно застрявшим между мирами в сладостном антипоряке-антихаосе. CTHULHU FHTAGN! Это щемящее чувство сознательного поражения перед непонятным в последующем становится лейтмотивом творчества Юфита. Воспитанный системой на подражании героям-пионерам и легендарным комиссарам в пыльных шлемах, которые всякий раз шли до конца, Юфит, противопоставляясь системе выдвигает на первый план не натиск, а готовность погибнуть, не борьбу, а поражение, не крепость стали, а мягкую податливость воды. Зачем, в самом деле, биться за ценности, если ценности — фрикция. Если одни ценят деньги, другие — дружбу, третьи — любовь и цитатник Мао, то выходит, что ценности сиюминутны и сугубо индивидуальны. Гибнуть за них — пустая затея. Познав едкую относительность всего, морячок выбирает самый абсурдный вид гибели — гибель за просто так, обесценивая свою жизнь (которую по логике надо прожиться так, чтобы не было мучительно больно) до крайнего предела — вопреки всем заветам партии. CTHULHU FHTAGN! Обращает на себя внимание интересное замечание Юфита, что-де они снимали фильм без сценария, без понимания — по одному наитию. В давнишние времена сюрреалисты пытались выпустить наружу недавно открытое в Австрии бессознательное "спонтанным письмом" — письмом без идеи и без понимания. У сюрреалистов, однако, в отличие от Юфита, ничего не получилось. Почему-то бессознательное именно совецкого человека оказалось способным выдать результат в виде ясных и последовательных образов, рисующих цельную картину "нового", некрореалистичного мира. Возможно оттого, что жизнь совецкого человека вообще всё больше шла внутри, а снаружи велась одна имитация, в отличие от экспансивных экстравертов-хранцузов. Как бы то ни было — трёхминутная импровизация группы неформалов превратилась в манифестацию нового, намеренно абсурдного взгляда на наш мир, который так и остался единственным культурным достижением России 80-х годов. Нгоо. CTHULHU FHTAGN! А зараз будуть кєно та танці.