В школьные времена родители всегда находились в другом мире. Они не знали о том, что со мной происходит, не могли туда проникнуть и соприкасались лишь в одной точке — в тот момент, когда спрашивали: "Как дела?" и получали дежурный ответ. Школьная жизнь развивалась параллельно, оставляя за кормой взрослый мир, в нем я числилась некоей сущностью "ребенок", а в школе проходила дарвиновский естественный отбор. Драки, разборки, любовь, интриги — взрослым было невдомек, что в это время решались действительно важные дела и сложные вопросы. Их всегда либо оберегали, либо оттесняли от правды. Эту несовместимость пластов, разницу жизненных статусов режиссер "Кирпича" Райан Джонсон талантливо обострил, воспользовавшись нуар-палитрой. Школьный мир был спроецирован на экран с текстами Чейза и Чандлера, и итог впечатляет сдержанной и бесчеловечной гармонией под стоны саксофона.
Режиссерская удача заключается в том, что он выразил детективную эстетику в, казалось бы, неподходящем жанре, вернув школьной жизни тот мистический,внереальный статус, которого она заслуживает. Роковые женщины, беспринципные обманщики, коварные заговоры, хозяева и слуги, вечеринки для избранных, лихо закрученная игра, которую можно расколоть с помощью эмоциональных нитей, — все это, хоть и оформлено в четком соответствии с нарративом Дэшила Хэммета или Чандлера, не выглядит обманом, пародией или стилизацией ради стилизации. "Она придвинулась ко мне так, как в автомобиле, и я снова ощутил тепло ее дыхания на щеке. И тогда она наградила меня самым гнусным эпитетом, какой только знает английский язык.Потом она пошла в камеру"(Хэммет "Женщина с серебряными глазами"). Просто Джонсон вернул подросткам их настоящий статус, перечеркнув тех простодушных идиотов, которые обитают в социальных драмах про школу сегодняшних дней. Заодно режиссер населил кинопространство ссылками на объекты, обеспечивающие нужную атмосферу, хотя Джонсон слишком самостоятелен, чтобы можно было на этом заострять внимание.
Брендан, главный герой ленты, — герой-одиночка, хладнокровный исследователь,заодно опрокидывающий стереотип о скудных мощами ботаниках. Ради того, чтобы узнать, что случилось с его девушкой Эмили, он проникает в тайны элиты класса, беззастенчиво играя на их эмоциях. Привлекая внимание роскошной и аристократичной Лоры, он отвергает ее чувства, полностью сосредоточившись на расследовании и повторяя этим реакции многих и многих детективов до него. Опасная женщина, сигареты с пометками, винтажные телефонные будки, интеллектуальный помощник (с именем Мозг), театральное закулисье с негритянкой-актрисой, особняки, провалы туннелей, — все это атрибуты и одновременно символы. Брендан, абсолютно гениально, на мой взгляд, сыгранный Джозефом Гордоном-Левиттом, — это синтез из пренебрегающего собой героя "Бойцовского клуба", не стесняющегося применять кулаки, и непроницаемого, сурово контролирующего себя исследователя. Его месть имеет вкус застывшей ртути. Разница с произведениями других авторов налицо — сравните придурковатого невротика из "Чамскраббера" и холодного, как лед, рискующего всем, бесконечно уверенного в себе героя Гордона-Левитта. Некоторым Брендан напомнил Цоя, и это неслучайно, — персонаж "Иглы" вызывает очень похожие эмоции.
Властный наркодилер в плаще и с тростью сидит рядом с молочником в форме цыпленка, но это не вызывает даже ухмылки. Его цепной пес, широкоплечий и глуповатый Таггер — очередная удача кастинга. Ной Флайсс воплощает в себе принцип Силы, он — закольцованное отображение сущности этого слова, и перед ним пасует даже самоубийственное бесстрашие Брендана. Текучая Лора, неспособная отдать то, что ей не принадлежит. Развратная марионетка Кара. И чистое, ничем не замутненное удовольствие для ума, для мозга, а не для остающихся незатронутыми эмоций.
Фильм целиком состоит из такого "детского набора" бессмысленных, но понтово-лаконичных фраз в стиле Хэммета или Чандлера. Актеры изображают "крутых" старшеклассников по типу персонажей "Багси Малоун" Алана Паркера и "Жестоких игр". Кому-то это нравится, но меня это бесит.
Главный герой Брендон, недавно вышедший из детской колонии, при помощи проницательного друга-одноклассника расследует убийство своей бывшей подружки Эмили, постепенно проникая в логово молодых торговцев наркотикам, чья преступная сеть опутала весь городишко. Режиссер Райан Джонсон не только вдохновлялся "Багси Малоуном". Гораздо большее влияние на него оказал Дэвид Линч и его "Синий бархат" (а также "Твин Пикс"). Эмили — это типа такая Лора Палмер, запутавшаяся, обдолбанная и сгинувшая ни за что, а Райан — пронырливый чувак из "Синего бархата", который без мыла лезет в криминальную жопу. Фильм наполнен то загрузным, то лирическим (в зависимости от ситуации) джазззом (кстати, музыка хороша). Ну и, конечно, общая атмосфера фильма, его настроение: вот, мол, тихий американский городок, на улицах которого ничего не происходит, а вот его мрачная изнанка. Только если Линч в "Синем бархате" откровенно стебался над нуаром, выведя на главную роль картинно-открыточного Мальчиша-Кибальчиша, то Джонсон предельно серьезен, наделив своего героя хамфрибогартовой брутальностью. Причем Джонсон серьезен всегда, даже в откровенно абсурдных и дебильных сценах, что сразу отворачивает его на тридцать восемь градусов от Девида Линча и Алана Паркера и поворачивает лицом к Роджеру Крамблу ("Жестокие игры") и особенно, как справедливо заметил Алексей Нгоо, к Гаю Ритчи, снявшего псевдоглубокомысленную и пафосную пустышку "Револьвер".
Впрочем, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А плакать Райану Джонсону незачем. Его фильм, стоимостью всего в 475 тыс. долларов, получил один из главных призов на фестивале независимого кино в Сандэнсе и завоевал кучу поклонников среди мрачных и сурьезных подростков, прущихся от всякой вторичной фигни типа "Жестоких игр" и "Донни Дарко".
Главный вопрос фильма ставится просто: что будет, если обернуть мальтийский сокол голубым бархатом. Или, перефразируя: как будет выглядеть плот совместной любви Дэвида и Дэшела? Наконец, что будет, если поменять первые буквы в фамилиях Ринча и Личи, обретут ли их владельцы новые сущности, и что покажет им утром зеркало в ванной: а. Ринчу — Личи; б. Куперу — Боба?.
Брутальные парни, несгибаемые рыцари подворотней чести, идущие к торжеству некой пацановской истины напролом, наперекор изощрённым законам улиц всегда манили деятелей искусства. И чем дальше находились от брутальности авторы, тем эпичнее, рельефнее и масштабнее выходили образы героев. Провёдший всю жизнь в бибилиотэках, великий слепец Боргес лучшие свои рассказы посвятил настоящим пацановским разборкам на улицах Буэнос-Айреса, обессмертив балет навах. Итальянец Леоне скрупулёзно воплотил в своих вестернах нормы рыцарской чести, перенесённые на далёкую и чужую американскую почву. Коппола, Родригес продолжили исследования в настоящем времени, воплотив "Бойцовских рыбках", "Изгоях", "Гонщиках" поэтику подростковых разборок в грандиозный эпос, прекрасный, жестокий и трагически-инфантильный. Наконец, нельзя не вспомнить недавние "Город бога" Фернанду Мейреллеша и "Суку-любовь" Алехандро Иньяррито, изрядно освежившие кровь жанру.
Именно в сравнении с южноамериканскими образцами особенно бледнеет рафинированное творение Раяна Джонсона. Чувствуется чудовищная пропасть в подходе к материалу. Для Мейреллеша или Иньяритто правельные пацаны с улицы — это жестокая данность. С боргесовским восхищением они смотрят на безбашенных ребят, гробящих себя ради торжества какой-то иномировой красоты. Южноамериканцы бережно преподносят нам отблеск того божественного света, в котором жизни, ярости и энергии больше чем в ином персидском заливе нефти. Характерно, что в присутствующей в сюжете иньяриттовского фильма игре со временем нет и следа искусственности нарезки тарантиновской "Палп фикшн". В своё время, сразу после просмотра я поймал себя на мысли, что если Тарантино играет в жизнь, то Иньяритто её живёт. Его фильм — это "Палп фикшн" "не в понарошку". Прошло время и сопоставляя "Город бога" и "Кирпич" можно повторить эту простую фразу. Американский режиссёр вновь играет, вновь позёрничает и искусственичает. Видимо это всё звенья одной цепи — Голливуд занят ремейками и экранизациями биографий, а независимые режиссёры — игрой в жанры. Чтоли внутренняя жизнь америцы настолько бедна, что из неё получаются только медленные и сонные драмы вроде "Бала монстров" или "Человека, которого не было"?
Соответственно по другую сторону пропасти стоит Раян Джонсон, для которого брутальные парни — не более чем кинематографический штамм. Что не удивительно. Полудокументальные зарисовки "Слона", "Деток" или "Кена Парка" уже явили нам настоящего американского подростка, который существует не постоянной фиксацией настоящего, а в бульоне вечности словно гомункулус в перегонном кубе. Оживить гомункулуса и научить его балету навах можно лишь путём кинематографической трансплантации, сведя воедино несколько кинематографических и литературных традиций. Что и делает Раян Джонсон.
Для этого ему приходится выбирать магическую линчевскую тропу, чтобы расчистить место для своих брутальных персонажей в заросшей "Слонами" и "Американскими пирогами" американской действительности. Ведь коли в реальности обитают лишь герои "Кена Парка" есть только один выход: отправить героя в параллельную реальность, заставить его, подобно персонажу "Голубого бархата" обнаружить, что под внешне спокойной водой американской провинции плавают злые рыбы и в красных комнатах сидят харизматичные линчевские великаны, тайно заправляющие преступным миром.
Дальше ком проблем начинает только увеличиваться. Кинематографический штамм растёт по-кинематографическим законам, лишая фильм всякой связи с жизнью, зато плотно набивая его аллюзиями, ссылками и общими местами. Характеры героев превращаются в архитипические кенообразы, а язык трансформируется в синемотановояз — рубленные пафосные фразы, предельно насыщенные брутальностью и предельно лишённые всякой человеческой осмысленности. Наверно, вывешенная на imdb.com на главной странице фильма фраза "-Эмили? -...? -Как дела? -Статус кво" является идеальной иллюстрацией творящейся на киноэкране вакханалии диалогов.
Расчистив героям место и дав новояз, Джонсон зачем-то обращается к "чёрным детективам" Чендлера, Хеммета, Чейза, Салливана ну или Буковски%). То есть брутальность нормальных пацанов ему кажется недостаточной, и он рядит парней и девок в чересчур взрослые им одежды. "Черные детективы" — это литература об уставших от жизни крутых мужиках, берущих своё словно из-под палки, неохотно. Их образ воплощён Хамфри Богартом. У Раяна же Джонсона Хамфри Богарт заменён каким-то невзрачным подростков — получается эдакий удручающий "Багси Мэллоун", только без какого бы то ни было намёка на иронию, что есть путь в никуда — подростки не могут играть взрослых всерьёз! Честность и безыскусность фильмов про пацанов с их практически рыцарскими разборками натыкается на изначальную рисованность "черного детектива", что уж совсем погружает фильм в рафинированность. В итоге настоящими, внушающими доверие в фильме получаются только калифорнийские пейзажи. Мы словно попадаем в рисованный мир "Кто подставил кролика Роджера", с той лишь разницей, что мультяшки заменены общими жанровыми местами, понатасканными из Чендлера и Линча.
Дальше вопрос переходит из плоскости литературоведческой в плоскость зрительскую. Разумеется, выхолощенные антологии аллюзий — это прекрасно. Зрителю типа нравится сидеть, смотреть и ловить себя на мысли, что этот крутящийся вентилятор, чёрный туннель и Гари Трумен позаимствованы из Твин-Пикса, а эта лежащая в воде мёртвая девушка — Лора Палмер, что эта роковая красотка попала в фильм прямиков из "Мальтийского ястреба", а этот крутой парень с монголоидной внешностью, жестоко и бессмысленно мстящий за свою любовь — аналог белого негра из "Я пришёл плюнуть на ваши могилы". Но ссылки, как и мёд — это конечно хорошо, но вот что делать с рафинированностью фильма? Он же в своей кристальной идеальности засахарился и есть его без хруста невозможно. Невероятно трудно заставить себя продираться через тернии "крутых" нелогичных действий и "крутых" невнятных диалогов. Разбор шарады "Обычных подозреваемых" доставлял истинное удовольствие, так же как следование за героями "Карт, денег, двух стволов", но тут режиссёру, создавшему идеальный продукт не удалось внести в него никакого даже намёка на человеческое тепло. Пацановские разборки не трогают, потому что лишены жизни. А ведь для пацанов жизнь — это главная монета, которую они с шиком меняют на честь. Здесь им менять нечего. Поэтому подобное кино наверно будет интересно смотреть роботам, фанатеющим от Линча. А вот человеку не приглянётся ничего, кроме пейзажей, картинки и исполнительниц ролей Лоры и Кары.
В провинциальном Сан-Клементе по сей день мало китайцев, поэтому свой первый азиатский фильм Райан Джонсон посмотрел только будучи уже студентом УнЮжКала. Это была “Пуля в голове” Джона Ву, которая навсегда изменила сознание 19-летнего парнишки и заставила его забыть и про Богарта, и про Купера, и про остальных его любимцев, которых он прекрасно знал еще с пеленок. В тот самый день Джон Ву стал для Джонсона не просто кумиром, а большим и настоящим гуру.Поэтому легко было представить его культурный шок, когда четыре года после этого в небольшом кафе на Елисейских полях, куда Райан приехал отдохнуть после окончания университета, он лицом к лицу встретился со своим кумиром.
Встреча произошла совершенно случайно. Молодой официант, чернявая голова которого выдавала в нем уроженца северного Алжира, долго косился на Райана, наливая ему уже третью чашку кофе, а потом все же решился задать ему свой вопрос. - Скажите, вы режиссер? Райану это ужасно польстило. Он убрал в рюкзак свою маленьку ручную камеру. - Да. - Из Голливуда? - Оф коз. - Наверное, известный? - Разумеется. Официант заговорщицки наклонился к уху Райана и прошептал ему с сильным евроакцентом. - Вы знаете, вон за тем столом тоже сидит известный режиссер. Но только откуда-то из Азии. Очень интересный человек. Райан заинтересованно поднял взгляд и на самом деле сразу же узрел за соседним столом человека восточной наружности. - Да? А как его зовут? Официант пожал плечами. - У меня плохая память на азиатские имена. - Случайно, не Джон Ву? - Джон Ву? Да, вроде бы именно так. Райан на секунду замер, но потом стал быстро и нервно собирать свой походный рюкзачок.
Рашид Нугманов собирался уже уходить, когда молодой американец, последние полчаса болезненно глушивший кофе за соседним столиком, неожиданно собрал все свои манатки и подкатися к его стулу. - Извините, мистер Ву! Я очень… очень рад с вами познакомиться. Рашид понял далеко не все, что сказал ему американец. По английски Рашид понимал и говорил довольно сносно, но взолнованный бубнеж своего неожиданного собеседника был понятен для него в лучшем случае наполовину. - Я ваш самый преданный фанат! Ваш и мистера Чоу! Рашид не любил фанатов Цоя, но в данном случае все было совсем иначе. На этого американца с небольшой ручной камерой он обратил внимание сразу же после прихода в кафе. Местный официант, напоминавший Рашиду его племянника Тимура из солнечного Алматы, негромким голосом сообщил ему, что сегодня у них в гостях один молодой, но очень популярный американский режиссер. “Тарантино?” — спросил у него Рашид. “Вроде бы да” — ответил тот — “Вы, знаете, у меня очень плохая память на их имена и фамилии”.
Райан Джонсон и Рашид Нугманов проговорили друг с другом около часа. Несмотря на оживленный и даже бурный диалог, каждый из них при этом не понял и половины из того, что говорил другой. Проблема этого непонимания была даже не в том, что они плохо владели языками или слабо ориентировались в пристрастиях друг друга. Проблема заключалась, в основном, в том, что оба не понимали, что именно эта беседа может принести каждому из них, хотя каждый был при этом абсолютно уверен, что принести должна, так как встреча эта была явно не случайной. В конце концов, Райан не выдержал и задал свой главный вопрос, который не выходил у него из головые последние пять минут. - Можно я сделаю римейк вашего фильма? Рашид ожидал подробного вопроса. Он прекрасно знал о нездоровой любви потомков Линкольна и Рузвельта к переделыванию всего того, что было сделано до них, но не видел в этом ничего предосудительного. - Какого именно? — спросил он в шутку своего собеседника. Когда за твоими плечами всего два фильма, то задавать такие вопросы ты можешь исключительно в качестве шутки. - Того самого, — пошутил в ответ Райан. На самом деле он был готов снять любой фильм китайского мастера, но сейчас открыто попытался набить себе цену. - Хорошо, — сказал Рашид. Он достал свой кейс, вынул из него видеокассету в прозрачной пластиковой коробке и черным жирным фломастером поставил на нем свой автограф. “Квентину от учителя. Человеку, который сидит на трубе, от человека, которому нужны деньги”.
Встреча была закончена. Рашид уже через пару часов вернулся в свое бунгало с Катрин Попино, а Райан Джонсон — в номер своего студенческого мотеля. Там в полумраке маленькой комнаты, где даже выключатели пахнут спермой, он первый раз в жизни посмотрел фильм “Игла”. Точнее, первые пять раз.
Римейк этого фильма он будет снимать восемь лет в своем родном Сан-Клементе. Перенесет действие фильма с Аральского моря в загородную канализацию, поменяет иглу на кирпич, Виктора Цоя на Гордона-Левитта…
О том, что в тихом кафе на Елисейских полях, он встретил вовсе не Джона Ву, Джонсон узнает только осенью 2004 года. Узнает, удивится, проклянет всех алжирских официантов, а потом со временем успокоится. В конце концов, если в твоем дебютном фильме нет строчки “based on john woo’s movie” это даже замечательно. И очень неплохо для твоей карьеры как самостоятельно автора.