В качестве потенциального постановщика картины рассматривался Стивен Спилберг.
На роль Бутча Клинт Иствуд сначала хотел взять Дэнзела Вашингтона.
Сам Иствуд сначала не планировал играть в фильме; его уговорил Кевин Костнер.
Многие из автомобилей, находящихся в кадре в этом фильме, были взяты напрокат в двух музеях автомобилестроения в Остине.
Это первый фильм Клинта Иствуда со времён картины "Покрась свой фургон" (Paint Your Wagon) 69го года, за который он не получил самый большой горорар в фильме. Таковой достался Кевину Костнеру.
Бутч в исполнении Кевина Костнера ходит по дружелюбному магазину, из окна которого видна реклама сигарет "Bull Durham". В 1988 году Костнер сыграл главную роль в одноимённом фильме ("Bull Durham").Версия для печати
(Чтоб не прерываться где-то в середине рецензии, сразу скажу, что текст содержит спойлеры. Если вы не смотрели фильм, но планируете посмотреть, лучше сначала претворите в жизнь ваше желание, а потом читайте дальше).
Вопреки мнению большинства людей, Клинт Иствуд начал снимать кино не вчера, и даже не в 1991 году, когда его "Непрощённый" смёл с полок все "Оскары" на вручении одноимённых наград. В действительности, Иствуд плодовит не только, как актёр, но и как режиссёр, сняв с 1971 года 28 полнометражных фильмов, лишь единицы из которых известны широкой не-американской публике (вообще-то я имел в виду "отечественной", ибо имею смутное впечатление о том, смотрели ли, скажем, в Западной Европе картины Иствуда 70-ых).
Не смотря на то, что "Идеальный мир" — фильм достаточно новый (ему нет ещё и пятнадцати лет), и, более того, достаточно известный, каким-то совершенно феерическим образом он остался всеми незамеченным. Снятый сразу после триумфального "Непрощённого" (и всего через два года после "Танцев с волками"), "Идеальный мир" просто провалился между другими, более знаменитыми и титулованными картинами. Ни на одном фестивале фильм не оказался востребованным, ни одного приза не получил, даже упоминаний о нём встречается не так уж много, особенно в контексте плеяды сильных иствудовских картин, и некоторого набора сильных картин Костнера.
В действительности же, "Идеальный мир" — одна из самых недооценённых картин девяностых годов, и, вероятно, одна из самых неоценённых картин американской киноистории. Простой, немного странный, и временами даже нелепый фильм, "Идеальный мир", пожалуй, является едва ли не лучшей работой Иствуда в режиссуре, и едва ли не лучшим упражнением Костнера в актёрском мастерстве.
Сюжет фильма — во многом прародитель и "Леона-киллера", что выйдет в следующем, 1994 году, и целого ряда других фильмов, включая "Проклятый путь". Техас, 60е годы (точнее я с моим знанием американской истории сказать затрудняюсь). В разгаре цветение американского потребляцтва, на дворе вечное лето, а на носу губернаторские выборы. Из окружной тюрьмы (я не путаю подчинённость пенитерциарных учереждений?) сбегают два зека — один просто бандит, вороватый и тупой, а второй — умный и странноватый социопат. Они вламываются в первый подвернувшийся дом (это оказывается семейное гнездо одинокой женщины — свидетеля Иеговы, и двух её детей), и почти случайно берут там в заложники Филипа — мальчика лет восьми, и едут, куда глаза глядят. За ними устремляется техасский рейнджер Рэд Гарнетт с достаточно пёстрой командой поддержки.
В фильме поражает всё. Простота и деловитость, с которой одно событие просто происходит за другим, одна мизансцена сменяет другую, — завораживают. Характеристика "неторопливо, но очень захватывающе" как нельзя лучше подходит к этому фильму. Во многом именно благодя этой простоте совершенно невозможно даже понять, смотришь ли ты жанровое кино, или издевательство над ним — из боевика фильм неодиданно превращается в социальную драму, затем — в психологический триллер.
Иствуд умудряется также найти идеальный баланс между рассказыванием истории, и изображении реальности в целом: целый пласт картины посвящён "времени и людям", истории американской культуры сквозь призму одного конкретного события. Скажем, губернатор даёт рейнджеру свой "штаб на колёсах", чтоб удобнее было выслеживать преступников, но при этом запрещает снимать со штаба праздничные ленточки, повешенные к выборам. В группу "ловцов" затёсывается женщина-психолог в великолепной исполнении Лоры Дерн, которая отчаянно пытается отстаивать свои феминистические установки в коллективе этих матёрых мужиков, и выглядит довольно комично. При этом агент ФБР, который к ней клеится, выглядит вообще каким-то выродком. Персонажи проезжают сквозь маленький городок, где посещают "Дружелюбный магазин", в котором все их любят и улыбаются им, пока не выясняется, что ребёнок попытался украсть костюм доброго привидения Каспера. "Не такие вы и дружелюбные" — говорит Костнер продавщице, бросающейся на его машину с перекошенным ртом. Да и свидетелям Иеговы — а вкупе и вообще всей религиозной Америке — достаётся от Иствуда на орехи.
Во всём этом пёстром, ярком, солнечном окружении (почти все основные сцены картины происходят днём, в основном на улице) ярче всего выглядит история взаимоотношений двух мужчин: мальчика, затравленного окружающим миром, и прожжённого зэка, в этом мире уже разочаровавшемся. Мальчик, задавленный религиозной матерью, обсмеянный своими сверстниками, лишённый большинства простых детских радостей, ничего никогда не просил, но всегда тихо мечтал о чём-то... может быть, об отце, который смог бы дать ему то, чего ему не хватает. Бутч — рано оставшийся без отца, и живший со своей матерью-проституткой, кажется, хочет дать ребёнку то, чего не было у него самого — сделать мир вокруг для него идеальным миром. Они общаются, развлекаются, и попадают вместе в передряги так, словно просто выбрались за город на пикник.
Отдельно хочется отметить совершенно невероятную игру Костнера. Кевин играет, в общем, привычного ему персонажа — эдакого Йодзимбо, отмороженного крутыша без угрызений совести, но со сложной судьбой — в этом фильме давит на педали своего таланта изо всех сил, отчаянно балансируя на грани между недостоверностью и переигрыванием, но ни разу не оступаясь. Он спокоен и уравновешен настолько, что зрителя против воли начинает тянуть к нему, даже тогда, когда он легко разносит из Магнума голову своему "напарнику" (с которым он сбежал), поняв, что не может его контролировать, и не желая его больше тащить за собой. Несколько восхитительных сцен с ним достойны того, чтоб находиться в пантеоне славы мирового кино. Скажем, когда он объясняет "напарнику" разницу между угрозой и фактом: "Через пять секунд я тебе сломаю нос. Это угроза. (БАХ!) А вот это уже свершившийся факт" — "Я убью тебя!" — стонет тот, и Бутч парирует: "А вот это просто угроза; кажется, ты начинаешь понимать разницу".
Но особенно сильной — апофезом картины — выглядит сцена с доме сторожа, минут за двадцать до финала. Спавших в поле Бутча с мальчиком нашёл сторож — добрый старый негр, пригласивший их к себе. Дома у негра оказывается то ли сын, то ли внук, с которым Филип тут же сдруживается, и, как всегда, вынужден прервать дружбу, когда негр слышит по радио, что белый преступник с ребёнком всё ещё в бегах. Но далее происходит событие, меняющее обычный ход бегства героев. Бутч видит, как негр бьёт своего ребёнка, и делает это, может и без особенной ненависти, но зло, как многие работяги. Далее следует умопомрачительный эпизод, в котором драматичность и напряжение зашкаливают за все доступные мне шкалы: когда Бутч играет с ребёнком, потом связывает негра, затем связывает и негритянскую жену вместе с мальчиком, потребовав, чтобы Филип отошёл в сторону. Всё это — под чрезвычайно экстравагантную мелодию, сыгранную на волынке, раздающуюся из проигрывателя пластинок, которая ещё пять минут назад звучала смешно, а сейчас стала совершенно угрожающей. Зритель вдруг понимает, что не в силах предсказать этого, столь понравившегося ему персонажа Бутча, и никак не сможет его остановить, если он решится сейчас убить всех этих людей. Вот эта секунда — когда человек, который так нравился тебе, был тебе как отец, вдруг оказывается твоим врагом, и ты не можешь больше делать, как он говорил, а должен сам принимать решения, и быть может решения страшные — и есть главное содержание картины.
Финальная сцена на этом фоне уже не смотрится ни особенно драматичной, ни хоть сколько-нибудь неожиданной. Конечно же, с мальчиком будет всё в порядке, и конечно же, Бутча убьют. И последние кадры снова повторят начало фильма: Кевин Костнер, лежащий на траве, подложив руку под голову, и прикрыв глаза от яркого техасского солнца, в окружении летающих стодолларовых купюр. Только в этот раз мы уже знаем, что он не спит. Он умер. Идеального мира не существует. И будто в подтверждение этой мысли фильм проваливается в прокате, и уходит с поля зрения, никем не отмеченный.