Астрахан неожиданно снял типичный японский боевик про подростков, какой мог бы сделать, например, Миике. Подобные фильмы обычно имеют в основе мангу, в них яркая и простая фабула, абсурдный сюжет, основанный на мести или детективном расследовании, картонные характеры, а герои либо школьники, либо студенты. Для полного соответствия Астрахану не хватает добавления мистической ноты — чтобы его герои были наполовину демонами или хотя бы с ними боролись. С другой стороны, астрахановские сироты-"вороны" сражаются со всем злом мира, в процессе также преображаясь, поэтому демонические черты можно дорисовать самостоятельно. В отрыве от воображаемой манги "Деточки" выглядят почти так же обескураживающе безумно, как фильм "Кремень".
Основная тема фильма — самосуд, которому Астрахан явно симпатизирует, хотя и гримирует свои симпатии. Группа сирот из детдома, посещающая патриотический клуб "Витязь", по вечерам убивает педофилов, коррупционеров и других негодяев, до которых по разным причинам не дотянулась рука закона. Их тренирует бывший разведчик, ставший алкоголиком, который вначале не подозревает о планах ребят, но затем присоединяется к народному суду. Под личиной простого русского выпивохи скрывается настоящий Рэмбо. "Деточки" становятся известны, им приходят заказы, они творят добро направо и налево, убивая дилеров некачественной наркоты, но не забывая сделать домашнюю работу. Открывающая сцена — мощная клюква про педофильский детдом, где неприятного вида депутаты разбирают беспомощных детей с бантиками и расходятся по номерам, чтобы совершить акт развращения. Тут из ниоткуда в адский вертеп приходят одинаково одетые в черные худи "деточки" и молчаливо перерезают извращенцам горло, творя народную справедливость. Дети-тени, про которых точно должны нарисовать много выпусков манги.
У меня фильм вызвал весьма смешанные чувства, хотя здесь нужно отделять послание, заложенное в кинокартине, и то, как он сам сделан. "Деточки" абсолютно бесстыжие, в чем присутствует определенный шарм, они похожи на топор, а не на фильм, и во всем присутствует эта топорность. Однако озвученная тема самосуда весьма трогает. Мне же "Деточки" помогли сформулировать, почему самосуд плох.
В одном из эпизодов группа детдомовцев совершает убийство врача, не соглашавшегося делать операции умирающим детям. Так как человек этот в общественном сознании заслуживающая смерти мразь, никто на целом вокзале не препятствует казни, которую на их глазах совершает группа малолетних карателей. Все молчат и смотрят. "Так ему и надо", — как бы говорят они, а милиционеры отворачиваются, потому что свершается народное правосудие. Мне это напоминает цитату из hueviebin1а про ролики Тесака: "Что интересно – зачастую на видеороликах видно, как прохожие граждане пытаются вмешаться в опиздюливание таджикского дворника с метлой, но услышав в ответ "Мы педофила поймали", со спокойной душой уходят. И не смущает их то, что таджикский дворник с метлой даже такого слова, как "Интернет" не знает, не говоря уже о том, чтобы знакомиться там с маленькими мальчиками."
Астрахан преувеличивает, ведь его задача снять назидательную наглую сказку, однако мораль ее в том, что, если полицейские перестают выполнять свои обязательства, их (в меру своего понимания) начинают выполнять другие люди. На улицы выходит наци-патруль, православные хоругвеносцы и прочие клоуны. Т.е. полицейские должны быть честными не потому, что это идеал, которого желают чистые духом, а просто потому, что когда масса теряет веру в государственное наказание, она выпускает щупальца, карающие хаотически и беспощадно. Тема самосуда всплыла и в третьем сезоне "Лютера", где антагонист воображает себя вышедшим на охоту праведным мстителем, обрушивающим гнев на педофилов, насильников и других преступников. Но какая разница в подаче! В "Лютере" главный инспектор, весьма жесткий человек, до последнего конца держит ноги мерзкого ему педофила, чья шея уже в петле, чтобы тот не умер, и отбивается от распаленной толпы. Эта разница в понимании смысла закона очень показательна. Лютер презирает педофила так же, как остальные, однако еще больше ему противен самозваный мститель с комплексом Бога, который расходится больше и больше. В его мире наказывать преступников должен только закон, некая синтезированная справедливость, а не совокупность хаотических "справедливостей" "рассерженных горожан". Совершая убийства, становится сложно приходить к компромиссу, это сильно меняет людей. Какой смысл ввязываться в объяснения или длительные расследования, если можно просто устранить проблему? Лютер считает, что совершающие самосуд еще хуже, чем копы, потому что они не утруждают себя расследованием, не принимают во внимание факты, не способны к трезвому анализу. Это просто толпа жестоких дебилов, ведомая внутренним недовольством.
Интересно, что с такой точки зрения российские суды и полиция выглядят еще более неприятно, чем о них привыкли думать. Люди несовершенны. Многие вспыльчивы или попросту глупы, немало и граждан с нервными расстройствами, которые кое-как интегрированы в жизнь, но должны быть отстранены от принятия каких бы то ни было сложных решений. Представления о справедливости и понимание этого слова каждый имеет свое. Для кого-то справедливость — это когда все идет семье, даже если воруешь у других. Для кого-то справедливость — это когда вор сидит в тюрьме, даже если он с голодухи украл булочку. Я думаю, что нужно казнить депутатов. Вася думает, что нужно казнить меня. Бабуля из нижнего подъезда считает, что нужно казнить врачей, потому что они все врут и дорого берут, а также гомосеков, алкашей и девок, которые ходят, как шлюхи. Если суммировать наше негодование, каждый должен быть убит. Закон в этом случае выполняет роль некоей универсальной справедливости, которой приходится подчиняться. Это результат работы мысли многих людей, который позволяет избежать хаотического проявления "справедливостей" остальных, вот почему на него возлагается столько надежд. Закон может быть неправильно составлен, он может быть откровенно дурным, однако он один, он определяет группу риска, тогда как при самосуде ущемляются сразу все, любой может попасть под раздачу. Кроме того закон лишает эффекта неожиданности — ты можешь совершать что-то противозаконное, но ты точно знаешь, что это нечто, за что ты можешь пострадать, тогда как за что-то иное — нет.
Однако некомпетентные законы и недействующие суды совершенно развращают и полностью уничтожают веру в эту абстрактную, выработанную совместно справедливость. Депутаты, принимающие законы, по которым любой виновен, и суды, которые не способны интерпретировать даже некорректный закон, делают самосуд как никогда более привлекательным, выпуская наружу безумие. Приморским партизанам сочувствовали многие — у парней просто не было сил терпеть. Есть люди, которым нравится Ройзман, Тесак или Энтео. Хорошо организованной банде, убивающей преступников и рассказывающей, почему именно они пострадали, гарантированы народные симпатии. В ситуации, когда какому-то еврею в красивой рубашке прописывают за 400 000 взятки (возможно, воображаемой) 8 лет строгача, а крадущим миллиарды дают по паре лет условного срока, логика перестает работать. Перестает постепенно работать и страх, потому что твоя собственная судьба из-за множества противоречивых, некомпетентных и глупых законов становится неясной. Легитимность закона ставится под сомнение. И начинает работать собственный закон, как сейчас и происходит, — люди бешено крадут, нарушают и набрасываются на других людей, потому что, дескать, оскорбление.
У Астрахана общество, представленное следящими за "деточками" детьми, встает на защиту детдомовцев. Из представленных двух законов оно выбирает закон "деточек", и это легко понять, ведь полицейские здесь давно не способны на поимку злодеев. У них множество отговорок, им самим известна собственная неэффективность, а главный следователь ничего не может сделать без подсказки своего подростка-сына. Нереалистичное поведение всех героев работает на подчеркивание идеи о неизбежности такого расклада, что, конечно, чистая провокация.
А убивать никого не надо. Вообще никого. Так говорил Будда.