В главных ролях: Мартин Поттер, Хирам Келлер, Макс Борн. В ролях: Сальво Рандоне, Марио Романьоли, Магали Ноэль, Капучине, Ален Куни, Фанфулла и др.
Награды:
1970 — серебрянная лента за операторскую работу (в цвете), костюмы, декорации, актера второго плана (Фанфулла) — итальянский национальный синдикат киножурналистов.
Интересные факты о фильме:
Фильм называется "Сатирикон Феллини", а не просто "Сатирикон", потому, что на год раньше был снят просто "Сатирикон" Джана Луиджи Полидоро. Феллини аытался перекупить название, но безуспешно. В итоге Полидоро получил от United Artista более миллиона долларов, чтобы тот не выкатывал своего "Сатирикона" на рынок до выпуска "Сатирикона Феллини".
Когда у Феллини спросили, почему в главных ролях фильма задействованы иностранные актеры, он ответил, что это потому, что в Италии гомосексуалистов нет.Версия для печати
Этот фильм, кажется, самый великий за всю историю кинематографа up to date, т.е. до сегодняшнего момента как минимум.
Это сильное утверждение, но, поймите меня правильно, я не говорю, что он безупречный. Меня, например, не устраивают в нем два момента. Я говорю о том, что лучше до сих пор ничего не сняли — при этом вполне могут еще снять, конечно, или уже сняли, но не выпустили в прокат, например.
Лично мне нравится здесь баланс:
• между камерностью и массовостью. В фильме довольно большая массовка, и, где надо, они создают душное ощущение тесноты и мрака. С другой стороны, где не надо, они всего лишь оттеняют главную роль эпизода. Более того, во многих сценах, с массовкой или без массовки, отчетливо чувствуешь пустоту, что для меня является критерием того, возможного наличия искусства;
• между античностью и современностью. Показанная история интересна сама по себе, но интересна она и как аллюзия на современное общество и бла-бла-бла. Вообще, кстати, интересная мысль: когда автор по каким-то причинам не хочет прямо говорить о современном ему обществе, он говорит о каком-то другом обществе (басни Эзопа, сатиры Свифта), или о том же обществе, но в будущем или на других планетах (Стругацкие). Феллини, можно сказать, поступил как древний римлянин: он показал современное ему древнеримское общество со всеми пороками, свойственными в том числе и далекому будущему (XX век). Не забывайте, что фильм вышел в 1969-м г., когда понятно, что было в Европе. Многие, вероятно, воспринимали тогдашнее европейское общество как пресыщенное и развратное, как в дни заката Римской Империи. Феллини, понятно, не мог остаться в стороне;
• между безумием и здравым смыслом. В фильме много безумных сцен: танец рыбы, битва с минотавром, поедание тела Эвмолпа и т.д. Многие из них можно было бы терпеть только в голимом артхаусе, от котором по умолчанию здравого смысла никто не ждет (типа как от фильма про 48 хуев), но тут, благодаря тому, что дело происходит в Древнем Риме, все находит себе оправдание. Мир показан совершенно чуждый и в то же время знакомый. Смотрится как совершенная фантастика;
• между условностью и правдоподобием. Уровень условности задан литературным первоисточником. Но вообще я не вижу причин, почему всего показанного в фильме не могло быть. Понятно, что я мало знаю о Древнем Риме, ладно Петроний, его сложно воспринимать как образец эпохи, но там Гай Светоний и прочие — они вроде не противоречат Феллини. А представления Антонэна Арто так и вовсе похожи. К этому же относится и не самая великая, видимо, игра актеров: великой игры здесь и не нужно;
• между жестокостью, мягкостью и страхом. Этот фильм довольно жесток. Как можно показать жестокость? Можно показать девушку, которую насилуют и убивают под окнами большого дома (новелла Лидзани из "Любви и ярости"). Это страшно, но вчуже, и не вызывает дрожи. А можно показать сцену из спектакля, где актеру по-настоящему отрубают руку на потеху толпе. Эту сцену Феллини дает в самом начале, задавая уровень жестокости фильма. Несколько раз продемонстрировав этот уровень, он к нему не возвращается, но зритель уже понимает, что тут, в общем, не шутят. Но никакого кетчупа, ничего; одна сцена в этом смысле снята довольно плохо, т.е. видно, что Аскилт не попадает дубиной по своему врагу, но все равно убивает его. Кроме того, в фильме вольно обращаются со страхом смерти: Тримальхион при жизни инсценирует свои похороны и т.д.;
• между безвестностью актеров и кастингом. Для актеров, играющих главных героев, это едва ли не первые и часто единственные роли. Так, например, Макс Борн, который играл раба Гитона, из-за любви к которому которого ломается столько копий, выглядит примерно как женщина, с тонкими овечьими чертами лица (вот он, на фото, возлежит рядом с Энколпием/Поттером). Его единственная роль. Хирам Келлер с лицом трикстера — точное попадание в Аскилта. Его первая роль. Мартин Поттер играл до того в каких-то телепостановках, и к нему единственному могут быть претензии с точки зрения кастинга, потому что он не очень похож на древнего римлянина. Актеры на все остальные роли подобраны, на мой вкус, идеально. Роль правильного кастинга вообще часто недооценивается;
• last but not least — между видеорядом и смысловым содержанием. Они равновелики, в том смысле, что равно велики. Видеоряд грандиозен, сценарий тоже грандиозен, ну, тут просто и говорить нечего; эта последняя равновеликость, видимо, и делает фильм самым большим достижением кинематографа up to date. В остальных известных мне фильмах кинематография и сценарий могут быть как угодно великолепны, но не равны друг другу;
• ну и по мелочи, даже напрягаться не буду. Этот фильм, вероятно, исследован вдоль и поперек, как и все у Феллини. Тут сами смотрите, конечно.
Еще отдельно хочу сказать, поделиться, так сказать, сокровенным знанием, что Трималхион, закатывающий пиры, явился прообразом для Великого Гэтсби.
И еще хочу сказать, что если вы собирались когда-нибудь посмотреть этот фильм, то смотрите срочно, пока его ниоткуда не выпилили, потому что по новым законам он является явной, стопроцентной пропагандой гомосексуализма. Феллини удачно по этому поводу пошутил (см. интересный факт к этому фильму под нумером два). Но никакое остроумие не спасает: фильм необходимо запретить!
Мощное воображение Федерико Феллини и его режиссерский опыт создали "Сатирикон", иной мир, – мир "Древнего Рима". Мир, наделенный жизнью. Мир, который поражает твое воображение тем, что предельно необычен, холоден, чужд, но при этом в него веришь, а значит, погружаешься в него. "Сатирикон" – один из самых необыкновенных исторических фильмов.
Фильм называется "Fellini – Satyricon". Например, Фрэнсис Форд Коппола снял дословную экранизацию "Дракулы", назвав ее "Дракулой Брэма Стокера" (по имени автора романа). А Феллини снял "Сатирикон". Автор текста, условный Петроний Арбитр, здесь не упоминается, но, естественно, подразумевается. А первую скрипку играет Федерико Феллини, который предъявил общественности свое видЕние – или вИдение, – как классического литпроизведения древнего Рима, так и непосредственно самого древнего Рима в момент (сильно затянувшийся) потери своего величия.
В "Сатириконе" мы впервые видим Мрачного Феллини. Мрачного, но не потерявшего энергии. Бешеный луна-парк, в котором молодой блондин (студент, школота по профессии), разгневанный тем, что его друг увел у него мальчика-раба – объект его плотской любви (современная гомопедофилия детектед!), отправляется блуждать по адским кругам Древнего Рима и находить там немало интересного – как злого, так и редкими временами радостного, потому что молодости свойственно радоваться жизни.
Здесь возможно всё. Ничего не стыдно. Даже жить в асиметричных домах с окнами разной высоты. Вот концепция загнивающего мира – кривые окна :) В фильме много дьявольского хохота, что делает его правдоподобным. Но еще более важно то, что герой фильма является наблюдателем, статистом, добровольной жертвой обстоятельств.
Я только сейчас обратил внимание, что "Сатирикон" перекликается с двумя фильмами Пьера Паоло Пазолини, вышедшими через пару-тройку лет и тоже снятыми по классическим произведениям ("Декамерон", "Кентерберийские рассказы"), но Пазолини радикально поменял полюса, притом что чисто визуально придерживался "аттракционной" линии Феллини. Смена полюсов, конечно, неудивительна, поскольку Феллини описывал смерть, а Пазолини – (воз)рождение. Объединяет эти фильмы и наделяет их невероятной крутизной то обстоятельство, что в этих фильмах намеренная театральность превозмогает себя, благодаря средствам кинематографии (монтаж, звук; фокус, различные планы, ограничивающая рамка кадра, наконец!), и превращается в реал.
Нечто подобное попытался провернуть Тинто Брасс в "Калигуле", но забуксовал, – ему не хватило воображения, чтобы поразить воображение зрителя, дать воображению зрителя хороший толчок, поэтому Брассу пришлось сделать ставку на проигрышный натурализм.
Некоторые произведения становятся мифами. В мифах сконцентрированы ключевые понятия, тенденции (и стремления, осознанные или неосознанные – не суть) эпохи. Феллини собственноручно создал два современных мифа – о журналистике ("Сладкая жизнь") и кинопроцессе ("8 ½"). Сила мифа – в его образности, интуитивной точности, которую сложно подвергнуть сомнению, восхитительной свежести (при всей банальности контекста, просто до сей поры невербализованного). По этой причине ни одна автобиография, ни один документ не могут сравниться по влиятельности с мифом. Годом ранее почувствовав вкус к экранизациям (эпизод "Тоби Даммит" в "Трех шагах в бреду"), Феллини снимает "Сатирикон" — экранизацию мифа о Древнем мире-риме, образно рассказывающую о причинах упадках великих империй, и это его произведение, будучи экранизацией, само по себе уже вторично, несмотря на всё свое величие...
Не люблю Феллини за его патологическую театральность, которую он проносит, словно флаг, из фильма в фильм. Здесь Феллини как будто слился в экстазе с Пазолини, по-своему безумно и балаганно экранизируя одну из священных скрижалей гомосексуалистов — "Сатирикон" Петрония. История про двух молодых людей, один из которых страстный бездельник, а другой — бешеный трикстер, запавших на одного мальчика-раба, растворяется в отображении фантастического, несуществующего Рима, заселенного актерами и актрисами, уродливыми стариками и старухами, клоунами и чокнутыми. Пот покрывает мускулистые тела, со страшных лиц отваливается белый грим. Воображаемая адская труппа Феллини кочует с ним из фильма в фильм.
Роман Петрония был высоко оценен, несмотря на то, что представляет собой лишь обрывки непристойных сцен, из-за уничтожения сексуального табу. Древний Рим представляется как территория раскованности, вседозволенности, неприличной, а потому фантастической сексуальной свободы. Молодые красивые мужчины соперничают из-за подростков, продаются старикам, женщины исключены из мужской жизни, а потому воспринимаются либо как шлюхи, либо как жрицы, — одинаково малопонятные, потусторонние существа. Поэты Серебряного века в России были в полном в восторге от бесстыдной, насмешливой, народной, грубой, издевательской и отчасти похабной прозы Петрония. Такая честность выглядела как минимум свежо.
Феллини добавляет сюда мрака, отчего "Сатирикон" начинает напоминать "Медею". Например, сцена, где Энколпия сбрасывают с холма, и его тело катится по темной земле, беззащитное и желанное. Но действие никогда не приобретает серьезность. Это искусственный мир, в котором нереально красивые, неистовые мужчины соперничают за внимание волоокого, женоподобного отрока. Это мир, который описывал в своей книге об однополой любви Кон или к которому взывал Жене, мир трагикомической бессмысленности, где плотская страсть неудовлетворима, но стремление к этому возводится в ранг искусства. Ни сладострастная проститутка Аскилт, ни впечатлительный Энколпий, ни все остальные герои не развиваются. Удовлетворение их сексуального желания, вызывающее ощущение фантастического сада наслаждений у современного зрителя, может вызвать возбуждение, но не способно вызвать интерес. Кроме того Феллини помещает театр в киноформу, вызывая ощущение обмана. Как если бы ты смотрел оперу вместо кино. Все эти костюмы, разрисованные лица, позы, макияж, крики... "Сатирикон" с легкостью разбирается на набор шедевральных кадров, но как фильм смотрится не слишком увлекательно.
Дело здесь и в том, что гомоэротические фильмы вызывают глубинное раздражение, даже ревность, потому что женоподобные красавцы воспринимаются как соперники, которых необходимо побеждать. Содружество мужчин, которые спят друг с другом, вытесняет женщину на обочину, а потому эстетика мальчишеского перепихона, в котором встречающиеся женщины нужны лишь ради разнообразия, тогда как конфликт лежит в других слоях, не предлагает достаточно материала для осмысления. Это чуждая мне культура, потому что вместо женщины-мальчика, умной и дерзкой, древние сами создали нечто, не способное вызывать интеллектуального вожделения, а затем заменили женщин гибкими и хитрыми пацанами. Пацаны эти обворожительны, но так же и гадки, потому что не кто иные как узурпаторы. И смотреть про приключения узурпаторов, гримируя это восклицаниями о прекрасных декорациях и создании мифа, — значит солгать.