Фильм погрузил меня в пучины отчаяния и безысходности. Я вспомнил о существовании депрессии.
Фильм производит такое впечатление за счет режиссерской интонации. Хуциев снимает пресловутую "киноповесть", то есть, нечто бессюжетное. Хотя сюжет номинально присутствует: молодая женщина лет 30 живет с мамой вдали от своего парня, а потом решает и вовсе с ним расстаться. У нее есть какая-то своя эмоциональная тайна. Вряд ли фильм с таким сюжетом может заинтересовать обычного зрителя. Но он заинтересовывает. И в то же время оставляет странное впечатление. Почему же он оставляет такое впечатление? Потому что Хуциев использует приёмы неигрового кино. Он погружает своих "игровых" героев в свободную, "неигровую" среду. Фильм становится документом, в котором доминирует фон.
И это чудовищно. Например, одну из ролей играет Юрий Визбор. Он перебирает гитарные струны, поёт, а молодняк тусуется на квартире, молодняк жарит шашлыки в лесу, молодые ученые идут по городу и обсуждают всякие кафедральные перверсии… Черт возьми, в фильме даже есть сцена похорон, во время которых молодняк не знает, куда себя девать, но старается соответствовать – говорить шепотом.
И снято все это в черно-белом цвете. И монтаж довольно такой раскованный, темп free, если провести аналогию с музыкой.
Фильм сделан настолько реалистично, что его просмотр превращается в прогулку по городу мертвых.
Мертва эпоха, мертвы (или живы, но очень стары) люди, населяющие пространство кинофильма… Город мертвых… Пугающая экскурсия.
Совершенно неожиданное кино. Но — как оказывается — не такое уж нетипичное.
"Июльский дождь" — это такой классический американский индепендент, только классический джаз, столь классический для классического американского индепендента здесь разбавлен классической музыкой и песнями Юрия Визбора. Во многих интернетах, кстати, "Июльский дождь" сравнивают с французской новой волной — и, вероятно, в фильме действительно куда сильнее влияние новой волны, чем инди, но сам по себе фильм — всё же скорее инди, чем новая волна. Впрочем, в такие мелочи мне лень вдаваться.
Картина о девушке, у которой молодой человек, с которого как с гуся вода, непонятная работа, толпа знакомых и какой-то виртуальный Женя по телефону. Фабулы, как таковой, в фильме нет, но он (фильм) и без неё себя хорошо чувствует. Важными здесь являются две вещи: модальность, уровень, на котором общаются герои, и стилистика, киноматографический язык. И то и другое, как я сказал, здесь удивительно напоминает инди. Киноязык — подчёркнуто отстранённый, во многом пытающийся казаться импровизацией. Модальность общения героев — спокойное, даже похуистическое умствование. Фильм просто течёт, без каких-то выраженных акцентов, без морализаторства, "без говна".
Для Советского Союза такие фильмы, будем откровенны, редкость. Вместе с тем, в шестидесятые вообще, похоже, время было такое, недаром термин "шестидесятники" благополучно дожил до наших дней. Впрочем, шестидесятые быстро закончились — и именно этот фильм Хуциева осуждался на страницах советской прессы за... в общем, много за что. За недостаточную социалистическую сознательность, если кратко.
А девушка в итоге послала своего парня. Потому что пидор он. А парень вырос и стал "Фоксом", которого потом еле словили Глеб Жеглов и Володя Шарапов. Вот так из-за эмоциальных решений девушек страдает общество.
P.S. Девушка пиздатая, да. Такая "ля фам похуи", с крепкой, металлической харизмой. Видно, что Хуциев рисовал её со своих снов.
Вова Гордеев, предложивший фильм Хуциева в Разделочную, сказал, что "Июльский дождь" для него является примером готики. О своеобразном понимании термина "ретро" у Вовы мы уже знаем, настала очередь готики. "Июльский дождь" — фильм о застывшем времени, об отсутствии остроты переживаний, о бесперспективности, смазанности существования. В этот раз в главной роли женщина, Лена, работающая в типографии. У нее есть мужчина — ученый Володя, с которым у них некие взаимоотношения. Их характер достаточно пресный, скорее на уровне приятелей, чем пылко влюбленных. Пока сравнивать не с чем (а сравнивать не с чем, ведь в их среде все люди ведут себя точно так же), дела идут нормально, но случайный мужчина, давший Лене куртку, своими периодическими звонками пробуждает в героине понимание того, что все может быть иначе.
"Июльский дождь" снят в манере авторского кино, много времени уделено городу, есть и свои приемы — камера порой смотрит прямо на героиню, словно назойливый наблюдатель, которого она пытается избежать, то ускоряя шаг, то закрывая дверь и оставляя наблюдателю только жирный, черный телефонный провод от трубки. "Дождь" — фильм об отсутствии взрывов, все в его мире приглушено, и это оставляет давящее чувство. Сцена похорон так вообще ужасает. Единственным взрывом становится ночной звонок Жени, который так и не оказывается в кадре, — ему хочется чувствовать, совершать поступки, а не играть в дистанции, но он тут лишний. Хочется чувств и Лене, но их нет. Лена уходит, словесно это не мотивируя. Речь Володи, в которой он пытается удовлетворить кажущиеся ему существующими матримониальные устремления Лены, выглядит отталкивающе. Вряд ли можно представить хотя бы одну женщину, которая согласилась бы на такое "предложение".
В целом, "Дождь" ничем не поразил, только нагнал тоски, хотя тему он раскрывает, а черно-белая съемка города разбавляет советское уныние. Еще интересно, что "Июльский дождь" напоминает некоторые французские фильмы, например, "Кузенов" Шаброля.
