"Ланселот Озерный" — по-настоящему обескураживающее кино Брессона. Режиссер, известный крайней скупостью своих изобразительных приемов, взялся за эпик о рыцарях Круглого Стола и снял его в духе "Стеклянного сердца" Херцога, где актеры играют под гипнозом. Отняв экспрессию, он рассказал легенду с помощью долгих пауз и проходов рыцарей туда-сюда. Его творческий метод здесь таков — все сколько-нибудь важное остается за кадром, за счет чего человек, не знакомый с исходным материалом, окажется в полном неведении относительно происходящего. Сними "Ланселота" какой-нибудь режиссер категории Б, его подняли бы на смех за нелепо падающих рыцарей, смешно хлещущую сквозь прорези шлема подкрашенную жидкость, за замену поединков демонстрацией ног лошади и последующее падение людей в разноцветных лосинах.
Собственно, с первого просмотра вся история "Ланселота" Брессона может быть рассказана в нескольких кадрах:
Однако — парадоксально — при всей своей схематичности и наивности "Ланселот Озерный" — очень красивый фильм. Его деревянные герои, на фоне которых человеком выделяется лишь Гавейн, создают пространство странной подмены кодекса. Гавейн, отважно защищающий честь королевы и короля, когда понятно, что враги — правы, а королева спит с Ланселотом, — олицетворение данной подмены. Т.е. защищать Гвиневеру необходимо не потому, что она права, а потому, что враги — пошлы, потому, что они не знают, что такое честь.
Судьба главных героев предрешена — это трагедия, но все они умирают, так и не изменив выражения лица, так и оставаясь на своих рельсах, все они играют стоиков, тогда как у Мордреда и его сподвижников происходящее вызывает примерно такой же зуд и желание все разбить, как приемы Брессона у ошарашенного этим парадом разноцветных лосин зрителя. "Какого дьявола! Королева спит с твоим рыцарем, Артур! Все это знают! Сходи и сам посмотри!", — вопит Мордред, ожидая вспышки ярости. "Никого нельзя обвинять облыжно", — с достоинством отвечают ему рыцари и продолжают ехать. Трагедия Ланселота, Гвиневеры, Артура и Гавейна (в интерпретации Бессона совершенно очевидно платонически влюбленного в королеву) происходит словно в театре, где у каждого есть своя роль, которую он должен отыграть с начала и до конца. Мордред не вписывается в эту постановку, он не может ее познать и понять, поэтому он делает то, что сделал бы любой разозленный человек — он ее ломает. Мордред находится вне пространства понятий, в котором обитают остальные, он из него исключен. По Брессону он даже не отрицательный герой, он — жертва своей ограниченности, тогда как все остальные — жертвы судьбы.
Совершенно неожиданно фильм здесь вторит Ницше, который писал, что иногда мы выступает против приверженцев различных идей не потому, что идеи неверны, а потому что приверженцы чересчур отталкивающи.
Для меня история Гвиневеры, Артура и Ланселота, данная как история любовного треугольника между лучшим, его рыцарем и его женщиной, всегда вызывала отторжение. Гвиневера не должна была предавать своего короля, чего бы ей это ни стоило, она была врагом. Рыцарь не должен был поддаваться Гвиневере, чего бы это ни стоило, он должен был держаться и потому он был предателем. И меня удивляло, что в современных романизациях — от "Рыцаря, совершившего проступок" Теренса Уайта до Мэри Стюарт — они оба несчастны, им всегда находится оправдания. Впоследствии мне стало понятно, что Ланселот несчастнее своего друга в несколько раз, поэтому не заслуживает кары и презрения. Желать женщину повелителя и лучшего друга вряд ли просто, в любом действии, в любом выборе — одно лишь страдание. В фильме Брессона Гвиневера и Ланселот периодически оказываются вместе, но это не дает ни одному из них счастья или удовлетворения. Их любовь (даже будучи настоящей) является лишь параллелью увядающей славы Круглого Стола. Грааль не найден, цель не достигнута, большинство рыцарей мертвы, дерзания не дали результатов. Их не пугает месть Мордреда или огласка, потому что не за что бороться.
Исполнитель роли Ланселота у Брессона крайне плохо справляется с изображением каких-либо эмоций. Он староват, сух, его голос надломлен и бесстрастен, тогда как Гвиневера привлекательна в своей детской холодности или сдержанной страсти. Момент, когда большие ладони Ланселота закрывают ее небольшое тело, выглядит почти иконографическим. Но их задача — медленно идти к эшафоту. Артур, королева, Ланселот — с ними все ясно, вместе они ткут пространство предрешенности, заставленное лошадиными ляжками и плохо выструганными копьями. Другое дело — Гавейн. Гавейн — молодой рыцарь, для которого все еще не закончено. Самый чистый, самый смелый, он наполняет бессмысленное пространство кадра устремлением. Каждый раз, когда он появляется, зритель готов встрепенуться от болезненного сна, в который его погружает Брессон. Гавейн старается поляризовать пространство, он вносит в него конфликт, молодость, некоторую дерзость. Именно он злит Мордреда, пытается выступить против фатализма повиновения, хотя одновременно также играет трагическую роль. Интересно, что Гавейн, будучи человеком действия, погибает первым. Его смерть служит катализатором событий, позволяя Мордреду выйти за рамки отведенного ему места и убить остальных рыцарей.
Для ценителей могу посоветовать смотреть фильм Брессона под завершающие композиции нового альбома Carbon Based Life "Interloper". Короткие фразы Гвиневеры под "20 minutes" или "Polyrytmi" — это просто класс. Прости, Нгоо. =)
