Режиссер:
Томаш Тот. Сценарий: Петр Луцик, Алексей Саморядов, Оператор: Сергей Козлов, Композитор: Юрий Орлов.
В главных ролях: Евгений Сидихин, Александр Калягин, Юрий Яковлев, Николай Карнаухов. В ролях: Сергей Гармаш, Гоша Куценко, Михаил Светин, Александр Феклистов, Михаил Голубович, Лариса Бородина.
Награды: "Ника" — сценарий, художник, оператор. "Золотой Овен" — сценарий, оператор. "Кинотавр" — Приз СК России "За выдающиеся профессиональные успехи" — Сергей Козлов. МКФ "Молодость" в Киеве — Приз жюри за операторскую работу — Сергей Козлов. Приз "Зеленое яблоко — золотой листок" — сценарий, оператор..
Интересный фильм венгра Томаша Тота по сценарию Петра Луцика и Алексея Саморядова, сценаристов, чей культовый статус укрепляется с каждым годом. В начале 90-х Россия избавлялась от культурного наследия СССР. Развенчивание одних мифов порождало другие. "Дети чугунных богов" выделяются из череды "развенчивающих" фильмов. Советская идеология порождала мифы, а новая "демократическая" и "либеральная" идеология их разоблачали. Плюс еще постмодерн как стиль жизни. В "Детях чугунных богов" ничего не разоблачается, но создаются новые странные мифы. Эпическое дыхание чувствуется в фильме. В первую очередь на себя обращает внимание сталелитейный завод, затерянный где-то в башкирских степях. Гигантская, чудовищная махина, построенная неизвестно кем, может быть, инопланетянами, построенная неизвестно когда и неизвестно для чего. Полная непознаваемость объекта. Это бохх. Люди ходят на завод, работают, отправляют культ труда, служат своему чугунному богу. Дети божии пришли в этот мир нагими – в спецовках и сапогах, свитерах из грубой шерсти: сталелитейщик Игнат купается в рабочей одежде, он сросся с нею. Луцик и Саморядов говорили, что хотели сделать простой фильм о русском Рэмбо, но у Тота получился стилистически странный гибрид "Койаанискатци" с истерном вроде "Свой среди чужих, чужой среди своих".
Фильм начинается с прихода на завод делегации шахтеров. Раз в году самый сильный сталелитейщик бьется с самым сильным шахтером. Обратите внимание: сталелитейщик (обработчик сырья) бьется с шахтером (добытчиком сырья). Они оба — дети своего бога. Это две секты. Или, скорее, противостояние ветхозаветных фарисеев и Христа. Побеждает Христос (Игнат). Цена вопроса – 10 литров спирта для "болельщиков" и 200 рублей для победившего участника схватки. Заводской боец, Николай, говорит Игнату, что слишком стар для поединка и предлагает Игнату заменить его. Но до того, как состоится схватка, Игнат демонстрирует свою удаль в других делах – краже баранов у башкиров, конном набеге на поезд, едущий куда-то вдаль. Фильм превращается в истерн – советский вестерн. Однако "дети чугунных богов" воруют не золото, не деньги, а стулья – хотя им хотелось добыть швейные машинки. Бессмысленная демонстрация бесстрашия, отваги; решимость вписаться во что-то экстремальное. Свободный крепкий дух и растерянный взгляд, направленный прямо в бессмысленность жизни. Хрупкая девица с загадочным лицом – падший ангел из какого-то иного мира. Дядька Игната, продающий гусей и покупающий на выручку 26 отличных шапок. В фильме – целая череда впечатляющих образов, однако нет цельного сюжета. Если бы фильм был сугубо – или просто чуть более жанровым, – то, может быть, Евгений Сидихин, сыгравший Игната, стал бы одним из первых кинокумиров новорожденной России, – также, как Виктор Цой стал киногероем пост-перестроечной эпохи.
Я должен признаться в страшном. На самом деле я в своей жизни практически не смотрел фильмов о шахтёрах. И о металлургах не смотрел. И о монтажниках-высотника – только обрывки какие-то, целиком не видел не разу. Кстати, именно это (то есть отсутствие качественных производственных произведений про жизнь простых работяг) и было одной из причин, по которым я взялся на роман, столь любезно проанонсированный коллегами в шапке номера. (Я и книжек про шахтёров читал очень мало – впрочем, их и есть нормальных очень мало, так что тут у меня паритет с мировой литературой).
Так что мне в этот номер практически нечего и писать. Посмотрел, вот, фильм "Дети чугунных богов", что в разделку написать рецензию, так и тот фильм оказался на про шахтёров, а про металлургов. Впрочем, фильм такой и так сделан, что как-то похуй, про шахтёров он или металлургов. Разницы, в общем-то, не замечаешь.
Российское кино первой половины девяностых резко делится на две большие группы. Первая половина – отборный трешеобразный кал, как правило на тему бандитов/ментов или закос под некие неизвестные западные аналоги. Эта категория фильмов ещё ждёт исследователей-скатологов, что отыщут в ней истинные шедевры на века. Вторая половина российского кина девяностых – убойный шизофренический сюрреализм, вроде "Замка" Балабанова. Фильм "Дети чугунных богов" относится ко вторым.
Медитативная история о том, как мужик "с завода" работает на заводе, пьёт водку, ворует у башкиров баранов, отстреливаясь при этом 70-милиметровой пищалью, грабит поезд, разрезая крышу вагона на ходу, и дерётся в "поединке века" с мужиком "с рудников". Происходящее на экране одновременно подкупает искренностью и достоверными деталями, с другой – является по сути глубинным генетическим сюром, разоблачающим самую жизнь.
Смысл картины, её идея и посыл остались для меня совершенно неясны, зато я с уверенностью могу сказать, что фильм мне понравился. Вообще, картины по сценариям Луцика и Саморядова – это отдельное явление мирового искусства, тоже требующее своего исследования. Будем надеяться, кто-нибудь когда-нибудь его сделает. Возможно, даже я.
"Дети чугунных богов" у меня в голове срослись с техно-панком Цукамото или даже "Получеловеком" Ишии. Люди на фоне конструкций завода похожи на насекомых или укутанных в лохмотья гномов. Несмотря на то, что они населяют завод, словно птицы облюбовывают скалу или жуки забираются в дупло, они остаются совершенно чужими внутри сборного туловища завода. Они — новое племя, не знающее своего предназначения, уже созданное, но еще не определившееся. Для полной гармонии завод должен был бы перемещаться, словно гигантский робот, издавая скрежет и заставляя обителей слегка трястись, чтобы они не забывали свое место, но тут же после сотрясения устраивались в новые прогибы и впадины, прорывали еще пачку ходов. Индустриальная эстетика отлично воспринимается только в отрыве от человека. Будучи помещенным рядом с машиной, человек всегда выглядит хуже, его детали не так прочны и далеко не так очевидны, а потому он кажется рыхлым, плохо очерченным. Скажем, машинист рядом с паровозом — это непонятная букашка, и он может там стоять только потому, что дает возможность паровозу ехать. Иного оправдания у него нет, и свое уважение он получает только за счет того, что управляет блестящей техногусеницей. То же самое видно и в "Детях чугунных богов", которые своей ирреальностью затмевают "Окраину", где есть четкий, хоть и парадоксальный, квест.
Сценарии Луцика/Саморядова — это архаический простор или архаические же ограничения, которые давят своей простотой. Особенно впечатляюще им удается уничтожение времени (как процесса) и времен (как истории). Даже координаты в пространстве исчезают, потому что существует только две точки — завод и некая округа, куда выходят, чтобы попытаться осуществить делание. Делание это без осознанного управления превращается в комические импульсы вроде ограбления поезда, набитого стульями и ватой. Т.е. если ты сядешь посреди степи в палатке и будешь сидеть там один в безграничной белизне, распивая бутылку водки с незнакомым мужиком в ушанке и понимая, что ты словно на дне мирового океана, — это будет то самое ощущение. Завод нельзя назвать замкнутым миром, это первозданная дикость, в которой сложным чувствам оформиться невозможно. Либо существование, либо череда изначальных порывов. В фильме полностью отсутствует сюжет, и это кажется логичным, потому что зритель, как и Игнат, попадает в метель, где можно танцевать, можно сесть на стул в сугроб, а можно просто идти и идти, пока не свалишься. Каждый объект в мире Луцика-Саморядова, мрачновато снятый Томашем Тотом, для которого эпос сценаристов оказался близок (я смотрела еще один фильм Тота про шаманов), совершенно никак не связывается с другим. Все действия героев иррациональны. Каждая конструкция может быть расчленена и разложена в снегу. Думаю, что в "Детях чугунных богов" находится рецепт деконструкции личности, но достигается этот распад не за счет трагедии или давления, а за счет слишком долгого сосуществования механизмов и людей.
Невозможно представить, что кто-то из живущих на заводе выйдет за пределы циркулирующих протообычаев. Героев побаиваются приезжающие шишки, но их страх напрасен — в надвигающемся безвременьи нет места бунтам, нет места выпуклым характерам и личностям. Как в фильме "Билли Эллиот": "Папа, ты был в Лондоне?" "Нет. А что там делать — у них нет шахт". Очень крутой технопанк-трип, который я, правда, смотрела под веществом, так что могла и приукрасить.
А еще мне очень нравится, что фильм снят человеком по фамилии Тот. Хотя фамилия его читается, если я не ошибаюсь, не так, но пусть уж будет так, потому что писец Ра, присутствовавший на суде мертвых, — это как раз тот, кто должен подобное описывать.
