Фильм Мориса Пиала был награжден "Золотой пальмовой ветвью", что вызвало искреннее недоумение у многочисленной аудитории Каннского фестиваля 1988 года. Забавно, что их недоумение можно назвать слабым отражением, тихим отблеском мучительных сомнений, раздирающих душу главного героя, молодого провинциального кюре Даниссана (Ж.Депардье). Зрители не понимали, за какие художественные достоинства фильм удостоился Гран-При, Даниссан не понимал, какая часть его души принадлежит Богу, а какая — сатане. Каждая минута его жизни была посвящена молитве и размышлениям. Чтобы постичь истину, он бичевал себя. Он чувствовал в себе физическую силу, но не мог обнаружить силы духовной. Незнание вызывало в нем страдания, которыми он охотно делился с окружающими. Впрочем, не на всех это действовало. Наставник кюре, человек спокойный по натуре, и уже "почти спасенный", был надежно прикрыт щитом флегмы, — даже самобичевание кюре он называл "нескромным". Но не так обстоит дело с другим центральным персонажем картины — 16-летней Мушетт (Сандрин Боннер). Она не знает жизнь, жизнь пугает ее, в отличие от смерти, — ведь смерть слишком далека. Такое часто бывает в юности. А вот что бывает нечасто, — так это взрослые любовники Мушетт и случайное убийство одного из них.
С жизнью Мушетт связано божественное откровение, постигшее Даниссана по пути на службу в соседнюю деревню. Сама тема божественных откровений — двусмысленна и непонятна для обыкновенного человека. Как отличить божественное откровение от бесовского наваждения? Однако считается, что откровения даются только людям, стоящим на пути к святости. И у этих людей сомнений уже быть не может. Поэтому Даниссан, ежеминутно терзаемый сомнениями, нисколько не сомневается, что именно Бог открыл ему душу Мушетт. Кроме того, в ту же самую ночь, шагая в соседнюю деревню, усталый, изможденный после многочисленных самобичеваний Даниссан встречает сатану. "Ночь сближает людей", — говорит ему сатана, шагая рядом и выглядящий как обычный продавец скота, — "если бы я проходил мимо вас днем, вы бы не обратили на меня ни малейшего внимания". Он сообщает, что дал Даниссану некую милость. Вопрос Даниссана "Какую?" остается без ответа. Замечу также, что считается, будто по милости (на этот раз — божьей), от глаз человека сокрыты сонмы бесов и демонов, которыми кишит Земля, и лишь святые могут видеть их без ущерба для своей психики.
Ночные сцены сняты через синий светофильтр, синий — цвет лжи. Морис Пиала наводит тень через плетень; две сцены решены в этих синих лживых тонах. Встреча с дьяволом и встреча с Мушетт после того, как Даниссан испытал божественное откровение на счет ее. Подловив Мушетт в каких-то руинах, кюре конкретнейшим образом пропаривает её насчет того, что она греховна "от и до", была греховна всегда и будет всегда греховна. Но вообще-то она — это не она, все слова Мушетт уже когда-то кем-то сказаны, все ее действия — уже когда-то кем-то сделаны. Ее личности нет. Нет Мушетт, есть только оболочка, называемая Мушетт, а внутри этой оболочки находится божественное, правда, засрано оно по макушку. Отличный прогон в буддистском духе, — чистая сансара, бессмысленный круг страданий и поступков, вызывающих страдания. Мушетт — девушка умненькая, самоуверенная, но самоуверенная только внешне, и такой уверенный прогон (на этот раз Даниссан четко знал, о чем говорил), приводит к результату. Только знание может привести к результату. А результатом является самоубийство Мушетт.
Даниссан больше не может быть аббатом в этом городке, и его переводят в забытое Богом захолустье, где он приобретает подлинную народную славу. Он становится настоящим чудотворцем. Самое великое чудо — воскрешение ребенка, умершего накануне от менингита. Его святость неоспорима в глазах местных жителей.
Святым можно быть только на земле сатаны, под солнцем сатаны, под его вечным, ежеминутным влиянием. В противном случае святости нет.