"...Есть, грубо говоря, два типа режиссеров. Те, кто идет по улице, опустив голову, и те, кто идет с высоко поднятой головой. Первым, чтоб увидеть, что происходит вокруг, приходится часто и внезапно поднимать голову, поворачивать ее то направо, то налево, охватывая серией взглядов открывающееся пространство. Они видят. Вторые не видят ничего, они смотрят, концентрируя внимание на определенной точке, которая их интересует. У первых в их фильмах кадры будут воздушными, текучими (Росселлини), у вторых — выверенными до миллиметра (Хичкок). У первых мы обнаружим, конечно, несвязную, но ужасно чувствительную к искушению случайностью раскадровку (Орсон Уэллс), а у вторых — движения камеры, не только отличающиеся невероятной точностью на съемочной площадке, но и обладающие собственной абстрактной ценностью движения в пространстве (Ланг). Бергман относится к первой группе, к свободному кино. Висконти — ко второй, к строгому кино..."
"...Есть два больших класса режиссеров. Эйзенштейну и Хичкоку близки те, кто самым подробным образом сочиняет свой фильм. Они знают, чего хотят, у них все уже готово в голове, они все записывают. (...) Другие, вроде Руша, не очень-то представляют себе, что они будут делать. Они ищут. Фильм и есть этот поиск. Они знают, что куда-то придут, что у них есть все возможности для этого, но куда именно? Режиссеры первого типа создают фильмы-окружности, второго — фильмы-прямые линии..."
"...Кино — это Хичкок..."
"...Хичкок был ясновидящим, он видел фильмы, прежде чем придумывать их..."
"...Хичкок вернул людям — публике и критике — всю мощь кадра и последовательности кадров. Люди были рады обнаружить, благодаря Хичкоку, что кино все еще обладает ни с чем не сравнимой мощью. Хичкок был единственным, кто мог повергнуть в трепет тысячу человек, не говоря Им, как Гитлер: "Я вас уничтожу", но просто показывая вереницу бутылок бордо. Никому не удавалось подобное. Только великим живописцам, например, Тинторетто..."
"...Очень уродливый человек, он снимал самых красивых женщин кинематографа. Я думаю, он делал это, потому что любил публику. Когда красивую женщину снимает Вадим, публика в тот или иной момент испытывает фрустрацию, потому что знает, что Вадим спит с ней. А что касается Хичкока, можно было быть уверенным, что он не тискает Грейс Келли. Альфред Хичкок — единственный проклятый поэт, который имел огромный коммерческий успех, виллу в Голливуде, которому не надо было уезжать в Абиссинию и которому никто не мешал делать кино, как Сталин мешал Эйзенштейну..."
Вчера с удивлением обнаружил, что Альфред наш Хичкок всего на 10 лет младше Фрица Ланга, на пять лет — Жана Ренуара, на год младше Эйзенштейна и аж на 2 года старше Григория Александрова! Вот так совершенно случайно я осознал, что Хичкок по рождению принадлежит к первой волне гениев, собственно превративших кинематограф в искусство. Парадокс в том, что он совершенно не ассоциируется со своими современниками. Кажется, что Эйзенштейн, Ренуар и Ланг — это седая древность, режиссёры, заставшие динозавров, тогда как Хичкок — если и не современность, но где-то на подступах к ней (ну кто поверит, что "М" Ланга снят всего на три (!) года раньше, чем "Человек, который слишком много знал"?!)
Думается, дело в том, что все вышеперечисленные режиссёры быстро, ещё в молодости, входили в разряд гениев и быстро перегорали, к старости утрачивая актуальность своего кеновзгляда, и оставаясь в культурной памяти вечно молодыми героями 20-30-х годов. А Хичкок долгое время оставался не более чем "ещё одним режысёром", пока деятели французского новой волны (подобно хранцузским импрессионистам, "открывшим" лондонские туманы) не увидели в нём едва ли не самого гениального кинотворца. Незаметность и как следствие, свобода, позволила Хичкоку до самой старости не распылить своё кеновидение на потеху продюссерам, оставаясь до конца режиссёром актуальным, полным новых идей.
Эстетическая революция Хичкока, в отличие от революции Эйзенштейна, была подспудной, потаённой, он не стремился сразу одним махом убить 20 мух, а медленно, но верно, из фильма в фильм убивал по одной, загибая свою линию в магистральную трассу современного кеномотографа. Не смотря на то, что многие его методы и приёмы морально устарели (вернее были заменены менее трудоёмкими и более лёгкими для восприятия избалованной публики), в контексте его картин они продолжают выглядеть достоверными. Оказываясь в чорно-белых кеномерах, мы всегда снисходительно делаем поправку на монохром не токма в изображении, но и в поступках и характерах героев. У Хичкока нам не приходится эту скидку делать сознательно, хотя когда нас ставят носом к ней мы вдруг прозреваем.
Интересен в этом плане ремейк "Психо" Ганса ван Сента — в цвете переснятый "слово в слово" хичкоковкий оригинал. Смотрячи его в какой-то момент понимаешь как странно выглядит в современных декорациях многие приёмы — например, привычка Хитчкока накручивать напряжение, акцентируясь на деталях. Как например когда Марион Крэйн собирается, чтобы уехать из города, взгляд камеры всё время падает на свёрток денег, или когда уже при выезде из города, Марион встречает шефа, камера прыгает с лица на лицо, передавая напряжение. Нонче всё делается не так тонко, и филигранно, скорее бы уж нонешние режиссёры, ориентированные на кеноразговор "проговорили" бы момент напряжённости, тогда как для Хичкока "проговаривание" было недопустимым, всё что можно было сказать языком образов и монтажных склеек, должно было быть сказано именно им.
Ван Сентовское "Психо" переводит фильм в новое качество. Смотрячи его, всё время сравниваешь его с хичкоковским вариантом, а смотрячи хичкоковский уже не можешь не держать в уме вариант ван Сента. Фильм становится стереоскопическим, появляется новое измерение и это чудесно! Характерно, что произошло подобное углубление именно с фильмом Хичкока. Эдакое второе открытие Альфреда — сначала Трюффо сотоварищи нашли в его фильмах глубину, теперь ван Сент выдал нам очки, с помощью которых мы можем препарировать мысль режиссёра и проникнуть даже можа глубже, чем мог сам Хичкок. Вместе с тем, это ещё более осовременивает режысёра. Зритель отбирает Хичкока у седой старины и ещё ближе подтягивает к себе. Ага. (08.11.2006)
